Николай Платошкин - Весна и осень чехословацкого социализма. Чехословакия в 1938–1968 гг. Часть 2. Осень чехословацкого социализма. 1948–1968 гг.

Шимона поддержал председатель пражского комитета Национального фронта Кржен, заявивший, что фронт должен быть открыт для новых организаций: «Фарисейство представлять политику без компромиссов». При этом с самой массовой организацией фронта – профсоюзами – Кржен почему-то не слишком хотел работать.

Еще 7 июня 1968 года газета «Свободне слово» (орган входившей в Национальный фронт социалистической партии) опубликовала следующее сообщение: «Представители социал-демократов в Праге обсудили на своей встрече 5 июня сообщение об учреждении подготовительного центрального комитета чехословацкой социал-демократической партии, который уже установил связи с ЦК Национального фронта».

Смрковский, который всего 10 дней назад назвал «2000 слов» контрреволюцией, в своем выступлении на конференции говорил о необходимости «политического партнерства» с оппозицией.

Он сообщил, что недавно получены письма от компартий стран ОВД, и некоторые делегаты выразили недоумение, почему партийные организации с этими письмами не ознакомлены. Смрковский сказал: «Мы находимся в фокусе самых разных нажимов и взглядов. И не всегда легко обо всем говорить» [699]. Но фактически из выступления следовало, что он расценивает письма компартий ОВД как «нажим».

Хотя никто на конференции содержания писем не знал, был предложен проект резолюции по данному вопросу, в котором говорилось: «Мы полностью поддерживаем Президиум ЦК КПЧ в его усилиях по всестороннему обеспечению нашей государственной и партийной независимости, особенно в деле развертывания процесса возрождения в ЧССР. Только на этой основе можно строить равноправные и товарищеские отношения с другими коммунистическими партиями. Любой другой подход незамедлительно привел бы к самым трагическим последствиям для нашего положения в международном рабочем движении, но, прежде всего, для дальнейших судеб социализма в нашей стране. Мы не уклоняемся от каких-либо дискуссий и дружеских советов, исходящих от коммунистических партий. Однако мы считаем совершенно неприемлемым стремление подменить деловую аргументацию политическим или экономическим нажимом. Такие действия мы рассматривали бы как грубое вмешательство в наши внутренние дела» [700].

Причем дальше в резолюции содержалось требование ознакомить делегатов конференции с письмами от социалистических стран (!).

Получалось, что «нажим» осудили, даже не зная, о чем в этих самых письмах идет речь. От Президиума ЦК КПЧ конференция требовала сообщить о мерах, принятых в СМИ относительно писем. Тут уже Смрковский испугался выпущенного им самим «политического джинна» и начал просить отложить публикацию писем, так как речь идет о «внутрипартийном вопросе» и сам президиум эти письма пока не обсуждал.

Конференция направила и письмо советским коммунистам, в котором заверяла в любви и уважении всего чехословацкого народа к СССР.

Но гораздо более важным было письмо в адрес заседавшей в то же время братиславской организации КПС. Видимо, пражские «реформаторы» прекрасно понимали, что на этой конференции царят совсем другие политические настроения. Поэтому в письме выражалась надежда, что «словацкие делегаты на XIV съезде максимально поддержат прогрессивное ядро во главе с товарищем Дубчеком» [701].

На братиславской конференции самые мощные аплодисменты срывал Гусак, и не только по вопросу будущей федерации. Конференция решила, что съезд словацкой компартии надо провести еще до съезда КПЧ, чтобы сформулировать платформу относительно федеративного устройства и обязать всех словацких делегатов поддержать ее на XIV съезде КПЧ.

Не менее искренние аплодисменты сопровождали и ту часть выступления Гусака, которая касалась «товарища Дубчека»: «У меня сложилось впечатление, что творится легенда о том, что с 1963-го по 1967 год (когда Дубчек возглавлял компартию Словакии – Прим. автора.) в Словакии было тотально прогрессивное руководство. Дело обстоит не так однозначно. Я не говорю, что руководство партии (КПС) с 1963 года не пыталось в некоторых областях сделать что-то новое, прогрессивное. Но ведь каждый знает, что процесс возрождения, который был особенно интенсивным в Братиславе, не был руководим или инспирирован руководством партии. Наоборот, были попытки его погасить. И это делали не только Новотный и его люди, гасили этот процесс и словацкими руками… Так что не надо все рисовать одной краской. Кроме того, созданное в 1963 году новое руководство КПС, я думаю, тоже имело свое прошлое…» [702].

«Руде Право» отмечала, что такой резкой критики партийного руководства не было ни на одной из областных конференций.

Не могло это все понравиться и Дубчеку, но Гусак-то помнил, как «демократ» Дубчек всеми силами пытался «сплавить» его, жертву политических репрессий, подальше от Словакии на незначительный пост. Летом 1968-го Александр Дубчек осознал, что всего за полгода потерял компартию Словакии, которую до января 1968-го возглавлял.

На фоне «охоты на ведьм», развязанной пражской областной конференцией КПЧ, в «Руде Право» появилась резолюция первичной парторганизации МИД ЧССР, в которой выражался протест против назначения дискредитировавших себя «консерваторов» на дипломатические посты. Конкретно речь шла о бывшем министре иностранных дел Вацлаве Давиде, который к тому же был председателем Общества советско-чехословацкой дружбы (еще до войны; с 1953 года – заместителем председателя) [703], членом последнего подпольного ЦК КПЧ и активным участником Пражского восстания в мае 1945 года.

Если пражская конференция КПЧ развязала в партии моральный террор, то аналогичная конференция южноморавской организации КПЧ в Брно вообще одобрила «2000 слов». Там среди делегатов тоже превалировали «интеллектуалы». В пику братиславской конференции «мораване» потребовали перед XIV съездом КПЧ и еще до съезда КПС созвать съезд чешской компартии. При этом самой такой «чешской партии» вообще не существовало. Таким образом, конференция в Брно требовала фактически еще и «федерализации КПЧ». Другие делегаты выступали вообще за «трехчленную федерацию» (в составе Чехии, Моравии и Словакии).

Представителя ЦК КПЧ, бывшего лидера моравских коммунистов и «ультрареформатора» Шпачека спросили на конференции, что ему известно о содержании письма КПСС КПЧ. Тот ответил: «Ничего не знаю». То ли Шпачек врал, то ли Дубчек не знакомил с содержанием писем из Москвы даже «прогрессивных» членов Президиума ЦК КПЧ.

Но характерно, что Шпачек тем не менее без проблем прокомментировал письмо, о содержании которого он якобы ничего не знал: «Процесс, который у нас начался, является предметом внимания как со стороны друзей, так и со стороны врагов. Думаю, что из этих дискуссий не надо делать трагедию. Не надо каждый спор и каждую полемику считать вмешательством… Но ни в коем случае эта дискуссия не должна вылиться в давление, в попытки вмешиваться в дела стран и отдельных партий… Как коммунистическая партия мы отвечаем, прежде всего, перед нашим народом, перед народом нашей страны. Мы за совещание (с компартиями стран ОВД – Прим. автора .), но требуем, чтобы нам было гарантировано право бороться за гарантию государственного суверенитета этой страны…» [704].