Николай Платошкин - История Мексиканской революции. Выбор пути. 1917–1928 гг. Том 2

Эта раздробленность отражалась и на отношении рабочих организаций к СССР. 5 июня 1925 года Пестковский устроил в полпредстве «рабочий прием», на который были приглашены представители всех крупных профсоюзов Мексики. Однако ни анархисты, ни лабористы не пришли. Явились только представители железнодорожников, деревообделочников, булочников и электротехников – все это были независимые профсоюзы. Представитель железнодорожников отметил в своей речи, что рабочие СССР достигли таких успехов благодаря единству русского рабочего класса. Здесь же, в Мексике, между рабочими идет братоубийственная борьба, которую разжигает правительство. С ответным словом выступил приехавший вместе с бакинскими нефтяниками Грузенберг (Бородин). Он «успокоил» мексиканцев – везде, даже в России, рабочее движение первоначально было расколото, но потом все смогли найти точки соприкосновения друг с другом. Бородин сказал: «Как бы представители тех организаций, которые опоздали на сегодняшний прием, не опоздали бы и на социальную революцию». Он заверил собравшихся, что эта революция непременно победит и в Мексике. [458]

Несмотря на всю важность рабочего движения, советский полпред Пестковский абсолютно верно писал в Москву, что «основной силой мексиканской революции являлось и является крестьянство». [459]«Аграрно-крестьянское движение имеет в настоящее время большее значение для Мексики, чем рабочее». [460]

Ведь именно требование аграрной реформы стало основным социальным требованием мексиканской революции, которая начиналась под чисто политическим лозунгом отмены переизбрания президента на второй срок. Все президенты революционной поры были вынуждены апеллировать к крестьянству, составлявшему подавляющее большинство всевозможных революционных армий. Крестьянам и батракам обещали землю, но, как писал Пестковский в Москву, «роковым образом это обещание не исполнялось». [461]Крестьяне-батраки могли только мечтать о зарплате железнодорожника или трамайщика: они редко получали больше одного песо в день. Пестковский писал: «…главная масса крестьян (индейцев) является по существу батраками. Только в отдаленных горных районах, где индейцы не пустили к себе колонизаторов, нет помещиков». [462]

Советский полпред насчитывал в крестьянском движении Мексики четыре течения.

1. Официальная крестьянская партия, то есть аграристы во главе с бывшим секретарем Сапаты (при Обрегоне ставшем «генералом») Сото-и-Гамой. [463]Он ненавидел СССР, а Пестковский за глаза называл его «революционным фразером». Верхушка партии состояла из городских интеллигентов, никогда не работавших на земле. «Ее тактикой было сажать своих ставленников на различные государственные должности и таким образом проводить свое влияние». [464]Аграристы при Кальесе находились на вторых ролях после лабористов, но продолжали контролировать местные аграрные комисссии. Многие члены аграристской партии были хорошо вооружены со времен мятежа де ла Уэрты. Аграристы поддерживали правительственную программу аграрной реформы.

Аграристы и лабористы враждовали, поскольку вели возглавляемую их лидерами Сото-и-Гамой и Моронесом борьбу за место «любимой» партии власти. При Обрегоне в фаворе были аграристы, при Кальесе – лабористы. После подавления мятежа де ла Уэрты 6 июля 1924 года лабористы и аграристы создали в палате депутатов проправительственный «легалистско-революционный блок». [465]Задачей его было блокировать деятельность в Конгрессе оппозиционного правительству «конфедеративного блока» (Пестковский называл его «революционным»). В «конфедеративный блок» вошли 47 в основном региональных партий и групп, заявивших, что они в целом за революцию, но против лабористов. К конфедератам примыкали железнодорожники и некоторые коммунистические группы. «Ясно, что этот блок представляет из себя оппозицию», – докладывал в Москву Пестковский. [466]

При Кальесе Моронес пришел к выводу, что КРОМ при опоре на правительственный аппарат вполне может самостоятельно заняться организацией крестьянских масс, и партии-конкуренту, то есть аграристам, следует потесниться. Тем более что попытки КРОМ в честной конкуренции опередить аграристов на селе окончились полным провалом. [467]В апреле 1925 года на съезде крестьян штата Сакатекас Моронес, к изумлению аграристов, призвал крестьян выходить из аграристской партии и присоединяться к КРОМ, чтобы «установить единство сельского и городского пролетариата». Затем люди Моронеса побудили лидера крестьян штата Дуранго вывести свою организацию из партии аграристов. В Морелосе были убиты два члена агаристской партии, приехавшие в качестве правительственных чиновников распределять землю. В убийстве подозревали боевиков КРОМ, так как до этого кромисты призвали и крестьян Морелоса выйти из аграристской партии.

«И вот наступил разрыв [468], – писал Пестковский, – лабористы вышли безусловными победителями. Банкротство аграристов стало очевидным». Аграристы апеллировали к Кальесу (а не к крестьянам, как отмечал Пестковский), чтобы тот побудил лабористов восстановить блок с аграристами. Но президент был явно на стороне КРОМ, а министр внутренних дел Валенсуэла объявил о разоружении местных организаций аграристов. Генеральный секретарь аграристской партии Родриго Гомес попытался протестовать: ведь Кальес является продолжателем политики Обрегона, а именно Обрегон вооружил аграристов. Валенсуэла ответил, что разоружение не является всеобщим, а будет проводиться лишь в тех случаях, когда отряды аграристов допускают незаконное насилие. Однако армейские части на местах стали повально разоружать аграристов на том основании, что те якобы скрывают у себя оружие, принадлежащее армии. Лидерам аграристской партии пришлось издать директиву местным организациям о мирной сдаче оружия армейским частям, хотя те же партийные лидеры публично заявили, что разоружение является нарушением права крестьян на самозащиту от помещиков. Уже в 1926 году КРОМ хвалился, что имеет на селе 1500 организаций. [469]Пестковский писал в середине 1925 года в Москву: «Сейчас песенку аграрной партии можно считать спетой». [470]Здесь полпред несколько поторопился с оценкой – через три года аграристы, опираясь на Обрегона, нанесут КРОМ смертельный удар.

2. Коммунистическое крестьянское движение, примыкающее к Крестьянскому интернационалу (впрочем, это не значило, что у крестьян Мексики были плотные связи с Крестьянским интернационалом, – просто они заявляли, что разделяют его принципы и цели). Коммунисты контролировали крестьянские лиги двух штатов – Веракрус и Мичоакан. В отличие от аграристов, они требовали изъятия помещичьих земель без всякого выкупа, бесплатного распределения всех свободных земель и организации за государственный счет системы ирригации этих земель. Кроме того, левые аграрии требовали создания системы широкого государственного кредита в денежной и натуральной форме (семенами, техникой и т. д.) для поддержки кооперации на селе. Формально правительство Кальеса поддерживало и эту часть крестьянского движения, тем более что другого выбора не было – аграристы Веракруса и Мичоакана пользовались поддержкой местных губернаторов и были вооружены не хуже армии. Лидером левых крестьянских организаций был самый популярный коммунист Мексики, правда, коммунист скорее по самоощущению, чем по идеологии. Пестковский говорил о нем: «…человек сильной воли и большой энергии… оформленным коммунистом назвать его нельзя, но состоит членом местной Коммунистической партии». [471]Звали этого политика Урсуло Гальван. [472]15-20 ноября 1926 года под его руководством левые крестьянские лиги ряда штатов в присутствии членов правительства создали Национальную крестьянскую лигу, лидером которой и стал Гальван. В съезде участвовали 158 делегатов, представлявших 310 тысяч членов левых крестьянских лиг из 15 штатов и столичного федерального округа. Съезд избрал своим девизом лозунг Сапаты «Земля и воля». В исполком Лиги вошел художник Диего Ривера. Лига выступила за социализацию земли и основных средств производства и провозгласила своей целью объединение крестьянского движения Мексики с международным пролетарским движением, то есть Коминтерном для ликвидации капиталистической системы.