Николай Платошкин - История Мексиканской революции. Истоки и победа. 1810–1917 гг.Том I

Однако все воинственные заявления американцев разбивались о неуступчивость Каррансы, который не сомневался, что разделается с Уэртой собственными силами. Вильсон оказался в не очень-то простой дипломатической ситуации. Любой ультиматум, как известно, только тогда чего-нибудь стоит, если его выполняют. А тут получалось, что Уэрта фактически игнорировал все грозные окрики Вашингтона, и ничего не происходило. Линд просил хотя бы отменить эмбарго, как этого и желал Карранса.

В январе 1914 года с новой инициативой выступили британцы. Лондон обещал уговорить другие европейские державы присоединиться к его демаршу с требованием отставки Уэрты, если Вильсон одобрит этот шаг и представит программу будущего правительства Мексики. Возможно, рассуждали англичане, мексиканскому диктатору будет удобнее покориться европейскому, нежели американскому давлению. Но к тому времени американцы убедились в полной бескомпромиссности Каррансы и ответили, что кратчайшим путем достижения мира в Мексике является предоставление обеим воюющим сторонам полной свободы рук в войне друг с другом.

Интересно, что в случае выработки некоей компромиссной правительственной программы, которая удовлетворяла бы и Уэрту, и Каррансу, еще неизвестно, какая из сторон оказалась бы более склонной к осуществлению в Мексике структурных социальных реформ. Конечно, Уэрта был диктатором, но, как мы убедились, и Карранса правил на подвластной ему территории отнюдь не демократическими методами, причем оба соперника оправдывали фактическое попрание конституции условиями военного времени. Что же касается их социальных программ, то Уэрта был готов идти на более глубокие преобразования, чем Карранса – пусть и либеральный, но все-таки помещик.

Вся экономическая программа Каррансы сводилась к практически полному отсутствию этой самой программы. В одном из декретов глава конституционалистов объявил, что все иностранные граждане получат компенсацию за ущерб, причиненный им в ходе гражданской войны. Кроме того, он строго запретил проводить любые экспроприации и конфискации собственности, особенно земельной. Карранса допускал лишь (и то под давлением своих военачальников) временный секвестр угодий врагов революции. Однако эти поместья не распределялись между крестьянами или пеонами. Они поступали под управление властей, которые за счет эксплуатации асиенд финансировали военные расходы, прежде всего приобретение оружия. В Соноре был создан специальный офис по управлению секвестрированным имуществом. Примечательно, что условия труда крестьян и пеонов на временно изъятых асиендах были ничем не лучше, чем при прежних хозяевах-контрреволюционерах.

Уэрта же первоначально проводил в основных областях социальной политики не менее радикальную политику, чем его предшественник. Волей случая вырвавшись из бедности, Уэрта уделял повышенное внимание образованию, цену которому он знал гораздо лучше, чем выходец из богатой семьи Мадеро. При Мадеро доля государственных расходов на образование в федеральном бюджете составляла 7.8 %, что лишь ненамного превышало аналогичный показатель эпохи Диаса – 7,2 %. За время краткого правления Мадеро было построено примерно 50 новых школ в сельской местности, да еще правительство стало субсидировать программу школьных обедов для бедных учеников.

При представлении первого бюджета нового кабинета Уэрты на 1913-1914 годы расходы на образование было решено увеличить до 9,9 % (таких цифр этот показатель достиг вновь только в 1922 году). [309]При этом министр образования Эстаньоль подчеркивал в обращении к Конгрессу, что правительство намерено поддерживать сооружение школ и детских садов, прежде всего в сельской местности и бедных кварталах городов. В богатых кварталах Мехико правительство тратит на тысячу мест в детских садах 100 тысяч песо, но эти детские сады доступны только зажиточным столичным семьям. Эстаньоль пообещал, что теперь правительство будет строить образовательные учреждения в бедных пригородах столицы. В целом министр образования просил Конгресс согласиться с выделением на нужды образования 4,5 миллиона песо, на которые правительство обещало построить 5 тысяч новых школ.

Министр отмечал, что особенно важно охватить образованием индейские деревни, многие жители которых до сих пор не знают государственного испанского языка. Такой подход сильно контрастировал с эпохой Диаса, когда индейцев считали низшей и вымирающей расой, балластом для страны. Конгресс одобрил бюджет министерства образования и одновременно выделил деньги на увеличение зарплат учителям на 25 %. Вся территория страны была разделена на 36 образовательных зон, состоявших, в свою очередь, из 500 образовательных округов. Предполагалось, что в каждом округе будет построено 10 новых сельских школ. Планы правительства встретили восторженный прием на местах. Многие коммуны решили выделить средства на поддержку строительства школ, а некоторые индейские общины бесплатно работали на возведении зданий.

Конечно, осуществлению столь честолюбивых планов мешали боевые действия и постоянные перестановки в правительстве. К моменту отставки Эстаньоля летом 1913 года успели построить около 35 новых школ, но к сентябрю того же года в строй ввели 131 сельскую школу на 10 тысяч учеников. В условиях войны и инфляции это было хорошим достижением. [310]

Новый министр образования Наранхо, продолжая программу школьного строительства, решил коренным образом реформировать и высшее образование Мексики. Как уже упоминалось, при Диасе под влиянием «сьентификос» в учебных программах основное внимание уделялось точным наукам. Будущий специалист должен быть только беспристрастным технократом, но отнюдь не сознательным гражданином. Гуманитарные предметы при Диасе изучались на последнем курсе, который многие студенты просто бросали, так как чувствовали себя достаточно подкованными по основной, технической специальности.

Наранхо был противником естественнонаучного детерминизма и справедливо полагал, что человеческое общество не подчиняется строго математическим законам развития. Он хотел, чтобы человек с высшим образованием помимо узкоспециальных знаний обладал еще и четким мировоззрением, так как именно из образованного класса выходили почти все государственные чиновники и политики. В декабре 1913 года программа высших учебных заведений была изменена, и первые три курса обучения дополнены такими предметами, как литература, история и философия.

При Уэрте впервые правительство стало уделять внимание нуждам коренного населения страны (что неудивительно, если учесть, что и сам он на три четверти был индейцем). Вместо оскорбительных насмешек над «тупыми и ленивыми» индейцами газеты стали именовать их «бронзовой расой». Во время традиционного празднования Дня Куаутемока (ацтекский вождь, который оборонял Мехико против испанских конкистадоров в XVI веке) правительство впервые направило оркестр столичной полиции для участия в церемонии. Был учрежден этнографический институт, который стремился сохранять и развивать традиционные индейские ремесла. При Уэрте министром федерального правительства впервые в истории страны стал чистокровный индеец – Аурелиано Уруттия, причем занимал он второй по важности пост министра внутренних дел. Конечно, это назначение было произведено прежде всего по политическим, а не по расовым мотивам. Однако Уруттия не отрекся от своих корней и стал направлять в индейские деревни бригады специалистов, помогавших развивать медицинскую и образовательную системы, которых во многих уголках страны еще не было. [311]