Коллектив авторов - Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы

Советская историография умалчивала факты арестов «неблагонадежных» школьников. В то же время в одной только гимназии Августова было арестовано 40 учащихся, среди которых были 12-13-летние подростки. В назидание другим нередко устраивали «показательные» суды, которые чаще всего выносили наказания в виде лишения свободы от 5 до 10 лет в исправительно-трудовых лагерях за проступки, несоизмеримые с наказанием. Так, в Лиде 12 гимназистов и их педагогов были арестованы, а еще 5 объявлены в розыск за то, что во время торжественного заседания, посвященного годовщине Октябрьской революции, кто-то рассыпал в зале порошок с аммиачным запахом [585]. Однако даже строгие меры не пугали молодежь. В Ломже при проведении процесса по подобному делу возникла стихийная манифестация под окнами суда. Следует отметить, что и несовершеннолетние иногда приговаривались к смертной казни. В той же Ломже уже на втором «показательном» суде были три подобных случая. Однако впоследствии мера наказания была изменена на 10 лет лишения свободы: видимо, подобные процессы были, прежде всего, средством устрашения населения. Но активность молодежи не падала, и аресты продолжались. Установить даже приблизительную цифру арестованных школьников невозможно. Имеющиеся данные позволяют предположить, что речь идет о сотнях осужденных несовершеннолетних в Западной Белоруссии. Многие школьники задерживались на несколько суток. Следует отметить, что за провинности детей арестовывали и их родителей. Бывали случаи, когда у детей спрашивали, говорят ли им родители молиться, и при положительном ответе забирали отца или мать в заключение. С организованным подпольем, включавшем и молодежные ячейки, шла вооруженная борьба, в которой были человеческие жертвы.

Практически сразу же стало очевидным, что одними арестами нельзя навести «большевистский порядок». Сами силовые органы признавали, что иной раз могли лишь частично ликвидировать подпольные структуры, подобные организации школьников в Пружанах. Поэтому стал применяться метод депортаций населения. НКВД готовил «списки на высылку национально-сознательных и всех классово-ненадежных элементов занятой территории», куда, безусловно, попадали подозрительные или тем более настроенные против Советов учителя. Особенно много учительства было вывезено во время одной из волн депортаций (в апреле 1940 г.). По некоторым подсчетам, только из бывшего Белостокского воеводства было депортировано около 300 учителей, большинство из которых (263 человека) ушли из жизни в местах ссылки К этим данным необходимо прибавить репрессированных учителей-офицеров резерва. На размеры акции по депортации повлияла кампания, развернутая после постановления Совета народных комиссаров от 22 апреля 1940 г., касающегося состояния школьных педагогических кадров «под углом их атеистического отношения к религии» По мнению А. Бобовика, подобными мерами обеспечивалась необходимая квалификация учителей для работы в следующем учебном году [586].

Выселение классово чуждых и ликвидация вражеских элементов напугала учителей, заставила надеть «маску лояльности», хотя, по мнению власти, взглядов своих они не изменили [587]

Белорусская историография, после исследований А. Хацкевича, оперирует данными о как минимум 120 тыс. депортированных из западных областей БССР. Польские историки в своих расчетах приводят цифры в три-четыре раза большие. Причем говорится, что число детей не старше 16 лет, депортированных из западных областей Белоруссии и Украины, доходило до 140 тыс. Соответственно, на белорусскую долю припадает около 50 тыс. детей, которых вывозили вместе с семьями. В любом случае размах депортаций, направленных на элиминацию антисоветского элемента, был велик, и поставленные задачи были частично выполнены. Следовательно, меры, предпринятые советской властью для контроля в отношении учителей, по своей жесткости не шли ни в какое сравнение с дискриминацией учительства во II Речи Посполитой, что не могло не вызвать различного рода реакций со стороны педагогов.

Большевистские репрессии в системе образования имели не только открытый, но и латентный характер. Цели их были одинаковыми — скорейшая советизация просвещения. Однако методы осуществления различались. Дифференциацию мероприятий советской власти наглядно отражает схема, составленная на основе проведенного анализа (рис. 1).

Широкое распространение приобрели случаи увольнения преподавателей и исключения учащихся. Сам факт, что педагог работал в «буржуазной» школе, вызывал подозрение. А если ситуация осложнялась отсутствием рабоче-крестьянского происхождения, не говоря уже о малейших про явлениях антисоветизма, учителя однозначно увольняли. Особенно массовые увольнения-чистки происходили в 1939/1940 учебном году, что негативно сказывалось на качестве учебного процесса. По Барановичской области недопущенных к работе в реорганизованной школе оказалось около 200, по Брестской — до 250 учителей. Вместо тех 250 «учителей, из коих подавляющее большинство были выходцы из чиновников, духовенства, купцов, помещиков и кулаков», были «назначены на работу бывшие безработные учителя, бывшие политзаключенные и революционно настроенные».

Такие радикальные меры вскоре принесли результат и дали основания органам советской власти рапортовать, что «за время после реорганизации школ города (Гродно — А. Т. ) и перехода их на советские программы преподавания, партийные и советские организации города оказали помощь школам в наведении большевистского порядка, парторганизация сплотила учительский коллектив, значительно очистила его от враждебных элементов». Таким образом, уж в первый учебный год силовыми методами представители власти в основном «разобрались» с проблемой тех педагогических кадров, которые достались им в наследство от II Речи Посполитой: часть их была репрессирована (количество элиминированной польской интеллигенции в западных областях БССР, по некоторым оценкам, составляет 80 %), а большинство остальных этим запугано.

Ситуация с педагогическими кадрами в Западной Белоруссии в 1939/1940 учебном году привлекла внимание партийных властей БССР «Перестраивая школу, — признавалось в письме ЦК КП(б)Б “О недостатках в работе партийных и советских органов в западных областях Белоруссии”, - партийные организации много сделали для того, чтобы очистить учительский состав школ, в частности польских, от националистических, контрреволюционных элементов. Однако, при этом в некоторых районах стали проявлять огульное недоверие и увольнять большинство поляков-учителей из школ, хотя к этому не было оснований. Очищая школы от враждебных элементов, партийные организации обязаны были отличить врагов от честных и преданных людей и не допускать огульного подхода и необоснованного увольнения с преподавательской работы людей, ничем себя не скомпрометировавших и искренне стремящихся работать на благо нашей родины. Особо нетерпимыми являются действия некоторых работников, сводящиеся к ограничению прав польского населения на пользование польским языком». Поэтому при массовом увольнении педагогов польских школ в начале 1940/1941 учебного года в некоторых районах Белостокской области райкомы КП(б)Б критиковались за нежелание заниматься «кропотливой работой по индивидуальному изучению, воспитанию и выращиванию» педкадров из местного населения; приказано было их устроить назад и в дальнейшем при увольнениях и перемещениях учителей сохранять индивидуальный подход. После прозвучавшей со стороны ЦК КП(б)Б критики, политика в отношении учительства Западной Белоруссии стала более мягкой и рассудительной, причем некоторые из уволенных (конечно, далеко не все) сумели возвратиться на работу. В Белостокской области обратно устроились в школах лишь 17 человек. Там же «в процессе исправления ошибок» 318 местных учителей были выдвинуты на руководящую работу: заведующими районо — 4 человека, инспекторами районо — 30, заведующими райпедкабинетами — 7, директорами школ — 277. Такие действия, с одной стороны, свидетельствуют о повышении доверия к местным педагогам, а с другой — о надежном контроле за педагогическими кадрами, их настроениями. К причинам такого «потепления», как предполагают польские исследователи, стоит отнести и капитуляцию Франции — союзника Польши, поскольку, таким образом, исчез один из каналов материальной и моральной подпитки польского патриотического подполья.