Коллектив авторов - Западная Белоруссия и Западная Украина в 1939-1941 гг.: люди, события, документы

Личностное пространство советского человека (мимика, жесты, тон голоса, манера поведения, внешний вид) вызывало в поляках антипатию и чувство своей обособленности: «мрачно смотрел на меня прищуренными глазами», «буркнул со злостью», «плоское квадратное лицо»… «с выражением удивления, недоверия», «молодая, даже симпатичная, только ужасная хамка», «у следователя <���…> нет та кого хамоватого вида, как у всех остальных», «Встреченные на улице советские солдаты <���…>. Сгорбленные, расхристанные, измятые». И вывод: «Их людей видно сразу, особенно женщин», („patrząc na mnie zlowrogo zmrużonymi oczami”, „burknął ze zloscia”, „plaska, kwadratowa twarz <���…>, na kwadratowej twarzy wyraz zdumienia, niedowierzaiiia", „mloda, nawet niebrzydka, tylko strasznie chamska", „śledczy <���…> nie ina takiego chamowatego wyglądu jak oni wszyscy”, „Spotykani na ulicy sowieccy żołnierze <���…>. Zgarbieni, rozchelstani, zmięci”, „Jch ludzi poznać od razu. Zwlaszcza kobiety”).

Что касается советского человека как носителя образа СССР — его морали, мировоззрения, культуры, скроенной по стандартному идеологическому лекалу, — то все это безоговорочно отвергалось как антагонистическое. Острую негативную реакцию тех, для кого католицизм был абсолютным мерилом национального духа, вызывал преобладавший в советском обществе воинствующий атеизм. Жителям Гродно «говорили о ксендзах, что это наихудшее отребье и воры» (wyrzutki i złodzieje); «в школах запретили изучать религию и историю» [471]. В Луцке детям «запрещали ходить в костел» [472]. В Тернополе «били из пушек по нашим костелам <���…>, сожгли доминиканский костел — памятник старины. Не подпускали людей, которые хотели спасти этот костел». Примеры можно множить и дальше.

За прибывшими с востока советскими людьми закреплялись представления о нечистоплотности и тотальной загрязненности их среды обитания: «Грязь, неряшливость и беспорядок — вот синонимы их хозяйствования в городе. Улицы завалены грудами снега и мусора, который никогда не убирается», — записывает житель Тернополя. Еще одно свидетельство, на этот раз о Луцке: «Город, который до войны выглядел красиво и опрятно, теперь приобрел ужасный вид. Улицы не чищены, полны грязи, газоны растоптаны и забрызганы грязью, возле газонов поломанная оградка и молодые деревца, которыми были обсажены улицы. Витрины магазинов с портретами советских руководителей потемнели, покрылись пылью и паутиной. Большинство магазинных вывесок содрано и вместо них остались пустые места». Все это вписывалось в уже существовавшую дихотомию «цивилизация — варварство» [473].

Самую большую неприязнь, перерастающую в гнев, вызывала у поляков политика советизации восточных земель, отвергавшаяся ими как враждебная национальным интересам. Этот вопрос требует самостоятельного исследования, поэтому я ограничусь здесь отдельными замечаниями.

В письменных свидетельствах даются развернутые характеристики и обобщения, касающиеся методов, форм и содержания действий советских властей, включая использование многообразной атрибутики (листовки, плакаты, транспаранты, флаги, лозунги, символика и т. п.), а также описывающие советские ритуалы (митинги, праздники) с указанием отдельных «ритуальных формул»: «za „pobiedu komunizma” i,szczęście trudziaszczychsja"»; «wsie kakodin»; «„sowieckij sojuz" <���…> daje ludziom „miłuju żyzń i szczastliwyje buduszcze”»; «„lubimym rebiatain — lubimyj Stalin”» [474].

Встречаются и целые фразы без перевода на польский язык, передающие атмосферу и характер событий. «„Towarzysze! po prikazu politczasti wy abjazani bierecz gosudarstwiennoj tajni i dzielać wsie w polzu naszego Sojuza. Wybory dolżni dac 100 proc. glosów uprawlenych izbiratelej. Liczno ob was Sowieckij Sojuz nie zabyl. Towarysz Wojciechowskaja ostajties inspektorom po wospitaniu, O1ędzkij budziecie zawiady wać obszczyin znabżeniem. Wy tow. Wiśniewskij — ja w was lożu bolszuju nadieżdu, wy bystryj czelowiek naznaczonyj dyrektorom dziesiatiletki. Z ostalnym zawtra pogoworju”».

В польском понимании установление советской власти проявлялось в следующем: 1. Допущении к власти преступных и маргинальных элементов, а также людей с мстительным характером. 2. Заигрывании с евреями и частично с украинцами, обещаниях выделить им земельные наделы (что иногда имело место), а также привлечении их к разведывательной деятельности в деревнях и городах. 3. Неустанной пропаганде коммунистического счастья, отрывающей людей от работы в поле и дома (например, их заставляли угрозами участвовать в митингах и чтении конституции). 4. Использовании методов устрашения путем постоянных ревизий оружия и предметов спекуляции, непрерывной слежки за поведением и реакцией польского населения, а также натравливания украинцев на поляков. 5. Экспроприации торговцев и ремесленников с целью создания кооперативов. 6. Разграблении помещичьих усадеб и домов польской и украинской интеллигенции. 7. Введении ограничений на товары первой необходимости.

Распоряжения, издаваемые непосредственно после занятия конкретных территорий, включали: 1. Регистрацию кадровых офицеров и резервистов, в том числе вышедших в отставку, а также всех, кто проходил службу в польской армии. 2. Регистрацию движимого и недвижимого личного имущества. 3. Регистрацию беженцев. 4. Призывы вернуть все банковские кредиты и задолженности, а также оплатить государственные налоги и коммунальные платежи. 5. Отказ от выплаты пенсий и сберегательных вкладов или их ограничение в пределах определенной суммы (приводится цифра в 300 злотых). 6. Фальсификацию истории польского народа с помощью карикатур и искажения фактов. 7. Реорганизацию школьного образования, самоуправления, судопроизводства, финансовой системы, железнодорожного транспорта и др. 8. Устранение церкви из общественной жизни. 9. Исключение польского языка (а позднее и украинского) из всех сфер социальной жизни и замещение их русским языком.

Фиксировалось все до малейших деталей: перекрашенный в красный цвет памятник Юзефу Пилсудскому, рисунки и подписи вывешенных на стенах домов карикатур (например, знаменитый пианист и композитор Игнацы Падеревский, играющий на рояле, на котором сидит Белый орел — главный элемент государственного герба — в виде курицы), уничтожение школьных библиотек, принуждение детей участвовать в митингах под угрозой высылки в Россию всей семьи, аресты подростков и их допросы в НКВД, переименование улиц, конфискация радиоприемников, предвыборная агитация и выборы в новые органы государственной власти и многое другое. Указывалась разная позиция, которую занимали в вопросе действий властей поляки и представители других национальностей.

Личный опыт тех, кто столкнулся с советской властью в 1939–1941 гг., формировал однозначно отрицательный образ, который опирался на давно бытующий стереотип восточного соседа — негативный или, в лучшем случае, амбивалентный. Помимо конкретных фактов свидетельства очевидцев содержали мощный эмоциональный заряд, который удерживался не в последнюю очередь благодаря потоку метафор. В воспоминаниях обычных людей это могла быть накрывшая страну «черная туча» („czarna chmura”), у тех, кто профессионально владел пером, — целые метафорические образы, которые нередко становились заглавиями книг: внезапно разразившееся «грязное наводнение» („Sowiety <���…> leją się jak brudna, znienacka narastająca powódż", Обертыньская), советский «рай» („diabeł w raju", Виттлин), «дорога в никуда» („droga donikąd”, Мацкевич).