И. Осипова - «В тени Лубянки…»

«Мы ожидаем, что религиозным группам или конгрегациям, состоящим из граждан Соединенных Штатов Америки, на территории Союза Советских Социалистических Республик будет предоставлено право на удовлетворение их духовных потребностей священниками, пасторами, раввинами или иными священнослужителями, являющимися гражданами Соединенных Штатов Америки, и что такие священники, пасторы, раввины или иные священнослужители будут обеспечены защитой от любых ограничений в правах или преследований и что им не будет отказываться во въезде на территорию Советского Союза по причине их духовного звания » (курсив мой). Я не придирался и не злорадствовал по поводу этого соглашения, я просто помнил его формулировки. Повестка, переданная мне из Департамента внутренних налоговых сборов, представляла собой почтовую карточку, адресованную попечительскому совету церкви Святого Людовика по адресу Малая Лубянка, дом 12.

Службы в церкви продолжались как обычно, все было нормально, за исключением арестов, обысков, запугиваний, слежек, угроз по отношению к русским прихожанам. С самого начала моей службы приходской совет предложил мне зарплату, от которой я отказался; в церкви было слишком много неотложных проблем, требовавших затрат. За все годы моего пребывания в России я не получил ни одной копейки церковных денег, в соответствии с законодательством ими распоряжался исполнительный комитет нашего приходского совета. А я со своими скромными потребностями прекрасно существовал на деньги от оплаты заказных служб плюс иногда поступающие небольшие пожертвования. Я никогда не был состоятельным человеком, но в глазах Советов я жил слишком хорошо.

Повестка извещала меня, что мое присутствие требовалось в отделе внутренних доходов, расположенном в Глухаревом переулке, дом 5. Я приехал в назначенный час и был вежливо встречен молодой девушкой, секретарем комитета, на третьем этаже старинного здания. По советским правилам я должен был предъявить свой паспорт, я назвал свое имя и был без задержки принят. Мне навстречу вышел лично комиссар и поздоровался со мной. Это был низенький коренастый человек с явной сосудистой недостаточностью, даже более серьезной, чем моя собственная. Он был очень любезен, но в его глазах я заметил, как мне показалось, своеобразный победный блеск.

Кабинет был хорошо обставлен. Перед большим дореволюционным письменным столом стояли два удобных кожаных кресла, в которых разместились еще два массивных советских чиновника, одетых в штатское, как и комиссар. При моем появлении они неуклюже поднялись: каждый из них весил по меньшей мере девяносто килограммов. Из прошлого опыта я знал, что НКВД всюду внедрял своих людей, чтобы отслеживать ход беседы и проверять в то же время работу советских чиновников. Когда секретарь вышла, комиссар представил меня этим двум якобы чиновникам: с ними я обменялся рукопожатием, к их явному изумлению и очевидной неловкости. Начальник пригласил меня занять место на диване, стоявшем рядом с письменным столом. Перед тем как заговорить о деле, он поинтересовался, курю ли я, и протянул коробку с очень тонкими кавказскими папиросами с длинным картонным мундштуком. Он лично дал мне прикурить, и я разместился на диване напротив него.

Первым вопросом было: «Как ваше имя?» Я снова показал свой американский паспорт с разрешением на проживание; они должны были удостовериться в моей личности, прежде чем начать расследование. Затем комиссар стал засыпать меня вопросами. На первый из них я ответил: «Меня зовут Леопольд Браун. Я — американский католический священник, капеллан американских католиков в СССР и настоятель церкви Святого Людовика в Москве».

— Преподобный Браун, вы являетесь сотрудником американского правительства?

— Нет, господин комиссар, я не являюсь сотрудником американского правительства.

— Вы получаете зарплату от американского правительства?

— Нет, господин комиссар, я не получаю зарплату от американского правительства.

— Вы являетесь сотрудником французского правительства?

— Нет, господин комиссар, я не являюсь сотрудником французского правительства.

— Вы получаете зарплату от французского правительства?

— Нет, господин комиссар, я не получаю зарплату от французского правительства.

— В таком случае, преподобный Браун, на что вы живете?

— Господин комиссар, я имею честь сообщить вам, что являюсь постоянным гостем его превосходительства посла Франции.

Услышав это, комиссар перевел недоуменный взгляд в направлении двух слушателей, молчаливо наблюдавших за расспросами. Время от времени они кивали, прищуривались или подмигивали, выражая одобрение сказанному. Комиссар же был, очевидно, озадачен тем, как проходит допрос. Он повернулся ко мне с выражением отчаяния. Получалось, что у меня не было дохода, с которого я должен был платить налог, но у меня действительно не было зарплаты ни в России, ни за границей. Мои родители посылали мне небольшие карманные деньги, с которых я действительно не собирался платить сорок процентов советскому правительству только потому, что являюсь духовным лицом!

Я вел скромное существование, не давая приемов, обедов и ланчей, и вся иностранная колония это хорошо знала. Мне не полагалось преимуществ при обмене иностранной валюты, как для тех, кто, живя в СССР, получал зарплату от федерального правительства США. Персонал иностранных служб уже тогда менял валюту по выгодным дипломатическим расценкам: двенадцать рублей за доллар, но это казалось недостаточным, и все сотрудники американских правительственных служб получали семнадцать рублей за доллар. Теперь ситуация полностью изменилась, и больше не существует дипломатического тарифа. Но в те годы, приходя в Госбанк с таким же американским долларом, я получал за него всего пять рублей тридцать копеек. Я упоминаю об этом только в связи с вопросами, задаваемыми комиссаром, но у него была такая работа. И я не должен был выскользнуть из его рук.

В процессе допроса ни разу не был упомянут налог в сорок процентов, а я не собирался подчиняться такой вопиющей несправедливости. Явно смущенный присутствием двух своих «коллег», более похожих на вышибал из ночного клуба, комиссар потребовал более подробных объяснений относительно средств моего существования. Я объяснил, что основные траты моего жизнеобеспечения взял на себя посол Франции. Такого объяснения комиссар не ожидал; оказавшись в тупике, он в конце концов нашелся: даже если я не получаю зарплату, то должен иметь косвенные источники доходов. Я ответил, что время от времени получаю пожертвования в деньгах и натуральных продуктах и оплату за заказные службы. Крестьяне иногда приносят мне яйца, иногда немного молока, мяса и другие продукты — более чем кто-либо они знали бесполезность советских рублей.