Степан Злобин - Салават Юлаев

Салават вышел из дому. Еще утром, томясь бездельем, он осмотрел снаружи "дворец", в котором жил царь{244}, и даже одним глазком заглянул в окно. Он увидал золоченые стены горницы, развешанное по стене оружие, человека, который, низко склонясь к столу, что-то писал и поминутно чистил о длинные волосы кончин гусиного пера.

Караульный казак сурово окликнул любопытного зеваку, и Салават отошел, благоговейно косясь на "дворец".

Зараженный общей тревогой, он теперь вдруг обиделся на караульного казака, отогнавшего его от царского дома: значит, царь то же, что и царица!.. К нему не придешь, не скажешь... Значит, прав Бухаир, что русский всегда враг!.. Салават подумал - пойти к своему отряду, но что скажет он им?! Что его не пускают к царю? Что он не видал царя?

Ему было стыдно прийти так. "Зачем ты нас вел сюда? - спросят его тептяри и башкиры. - Поверил бумаге? Тебя обманули, а ты обманул нас..."

Бросить все и уйти домой. Пусть дерутся себе царь и царица... Мулла тоже дерется со старшей женой. Какое до этого дело соседям!

Салават остановил себя. Уйти просто, но уйти, не испытав, чего хочет царь, что он обещает башкирам, - это было бы непростительно... Салават знал, что отец писал о своих спорах с заводчиками царице. Он не получал ответа. "Далек Питербурх, - говорил старшина. - Если бы сам поехал туда - добился бы, увидал царицу и все порешил!.." Но Юлай не решался ехать в такую даль... "А что же, - спросит он Салавата, - ты был рядом с царем, видел дворец и не добился?.. Когда еще будет такой случай, что царь приедет из Питербурха сюда!.."

И Салават решил все выяснить лично. Прийти к царю и спросить его смело и прямо: "Что дашь башкирам? Они пойдут за тебя, а что ты им дашь?.."

Пусть царь ответит...

Так размышляя, стоял Салават у ворот дома, где помещался Овчинников, когда тот подъехал и сам.

- Здорово, батыр! Ну как, не видал еще государя?

- Какое! - отчаянно махнул рукой Салават.

- А ты не крушись - увидишь. Я сам про тебя государю ныне скажу. Меня самого еще до него покуда не допустили. Добьемся!

- Салават-агай! - в это время обрадованно окликнул молодой башкирин с другой стороны улицы. - Насилу тебя я нашел, - сказал по-башкирски юный, преданный Салавату Абдрахман, больше всех веривший в лук Ш'гали-Ш'кмана и, как святыню, хранивший, пока не было Салавата, сделанный им когда-то курай.

- Ты зачем сюда, Абдрахман? - спросил Салават.

- Салават, ты покинул войско. Ты забыл, что Мустай - друг писаря. Он смущает народ без тебя... Если ты не вернешься к войску, он всех уведет назад в горы... Я за тобой, Салават-агай! Едва нашел тебя.

К удивлению Салавата, Овчинников понял башкирскую речь.

- Пусть малый останется тут в избе. Когда государь укажет, я пошлю его за тобою, - сказал казацкий полковник, - а ты иди к войску!

И, оставив в избе Абдрахмана, Салават зашагал к Сакмарским воротам крепости.

Улицы опустели. Погода переменилась, моросил мелкий дождь, и под ногами хлюпала грязь.

Тревога, охватившая Берду, казалось, висела и в вечерней мгле. Проходя по улицам, Салават слышал какую-то сдержанную возню за воротами во дворах, приглушенные восклицания, звяканье конской сбруи.

Салават понял, что недаром тревожился мужик с топором: тайно готовилось в крепости что-то большое...

Как и другие отряды, пришедшие с Урала, башкиры Салавата толпились под стенами Бердской крепости. Дождь лил с короткими передышками, мелкая осенняя морось сменялась ливнем, и все промокло вокруг. Нельзя было найти для костра сухой щепки. Войлочных кошей было немного, их не хватало на всех. Башкиры были мастера строить шалаши из ветвей и луба, но в оголенной местности все ветви были порублены на шалаши, все деревья разбиты в щепу для костров великого войска, которое с каждым днем и часом все больше возрастало.

В первые часы они в возбуждении ждали царских указов, ждали возвращения Салавата, ждали, что царь позовет их к себе, что они увидят царя и он поведет их в битву... Но шли сутки, другие, и ничто не менялось...

День протекал в безделье, медленный, нудный, ленивый. У кого были коши, те спали, тесно прижавшись боками или дыша друг другу в затылки, но прошел ливень, и под края кошей налилась вода, промокли кошмы, подушки.

Люди возились перед кострами, стараясь раздуть огонь, но сырые дрова шипели и без пламени превращались в золу... Прокопченные дымом, вымазанные сажей, с золой в бороде, усах и бровях, голодные люди бранили царя, всех русских и Салавата.

Кинзя спал целый день. А что было делать, стоя табором под дождем на одном месте? Что значит начальник, когда нет ни похода, ни битвы? Приказать дождю, чтобы больше не лился? Не станет ведь слушать! И Кинзя простодушно спал...

Зато не спал Мустай - друг и приятель писаря Бухаира. Он не сидел на месте: целый день переходил он от коша к кошу, от кучки к кучке людей, от одного едва дымящегося костра к другому, разжигал недовольство, будил гнев и ненависть...

- Ждем тут у ворот, как нищие подачки! - ворчали башкиры и мишари. Вторые сутки сидим. У нищего больше стыда - тот бы плюнул, ушел от такого дома!

- Смотри, смотри - казаки ходят в крепость, из крепости, а нам не велят, нас не пускают! Мы тут, как свиньи, будем валяться под дождем! озлобленно указывали друг другу голодные и промокшие люди.

- А все кто виноват? Салават! - подзадоривал Мустай. - "К царю пойду! Царю скажу!.." На царские милости у него разгорелись глаза: хотел первым из всех прибежать к государю, хотел подслужиться... Ан что-то назад не идет? Небось не так просто к царю-то!.. Ох, чем все это кончится, бай-бай-ба-ай!.. - вздыхал друг писаря.

- А чем, сказать, кончится? Ты на что намекаешь? - в испуге спрашивали более робкие.

- Как вперед-то узнаешь?! - разводил руками Мустай. - А все-таки вышло неладно: нас царица звала идти на царя, а мы-то пошли ведь к царю, значит против царицы. Ну, кто же мы теперь? Солдаты царя? Нет, царь нас к себе не принял... Ведь мы - ни то ни се, бунтовщики какие-то!..

- И то ведь сказать, - ни туда, ни сюда не попали! - покачивали головами собеседники Мустая.

- Салават обещал нам почет у царя. Почета ведь кто не хочет! Ну, вот мы пришли... Мы думали - царь для нас сразу станет барашков резать, золота каждому насыплет по полной тюбетейке, а он нас и знать не хочет!..

- Не очень ведь хочет, пожалуй! - признавали отдельные голоса.

Смутные речи Мустая породили во всем стане смутные мысли.

- Дождь, ветер... Я в такую погоду собаку не прогоню из дома - пусть лежит у огня. А мы, знать-то, хуже собак для царя, - шептались люди между собою. - Мяса куска не сваришь!

Мустай понял, что его разговоры сделали дело: он смутил народ, поселил раздражение и страх. Тогда он пошел в кош Кинзи, который беспечно спал.

- Кинзя! Чего мы тут ждем под стенами? Давай уводить народ... Чего мы тут ждем? - с жаром заговорил Мустай.