Мария Неклюдова - Искусство частной жизни. Век Людовика XIV

Мать, которая отдает свою дочь в монастырь не потому, что таково призвание и твердая воля девушки, а по собственному почину, отвечает перед Богом уже не только за свою душу, но и за душу дочери, служа как бы порукой за нее. Такая мать избежит вечной погибели, только если спасется дочь. [76] Лабрюйер Ж. де . Характеры… С. 403.

Конечно, на всякое правило находятся исключения. В знатных семьях, имевших церковные бенефиции, младших детей было принято предназначать для духовной карьеры. Это касалось не только мальчиков (обычное решение проблемы майората), но и девочек, которые становились преемницами своих теток или двоюродных бабок, наследуя посты аббатис или настоятельниц монастырей. Как мы видели на примере младшей дочери госпожи де Рамбуйе, подобное положение вещей могло соответствовать личным предпочтениям девушки — надо учитывать, что к такому шагу ее готовили с детства, — хотя опасность принуждения здесь была выше, нежели в других случаях.

Заключение брака, в особенности для отпрысков знатных или влиятельных семей, было вопросом родовой стратегии. Современные исследования показывают, что наперекор мнению современников в обществе XVII в. неравные браки оставались сравнительной редкостью. [77] См.: Constant J.-M . La noblesse… P. 136. Принимая решение, глава семьи обычно руководствовался соображениями богатства, престижа, профессиональной карьеры (если речь шла о «дворянстве мантии»), однако последнее слово все-таки оставалось за личными симпатиями и антипатиями. Насильно женить молодого человека было можно, если речь шла о королевском семействе, и то в исключительных случаях. По свидетельству Сен-Симона, именно так Людовик XIV в 1692 г. женил своего племянника Филиппа, будущего герцога Орлеанского (которому в междуцарствие предстояло стать регентом), на своей же незаконнорожденной дочери, носившей имя мадмуазель де Блуа. Филиппу в момент свадьбы было восемнадцать лет, он не имел смелости противостоять королю, тем более что на то была воля и его отца. [78] См.: Saint-Simon . Mémoires. Additions au Journal de Dangeau / Ed. par Yves Coirault. Т. I (1691–1701). Paris: Gallimard, 1983. P. 32–39. В такого рода ситуациях возраст играл не последнюю роль — двумя десятилетиями ранее по поводу своего предполагаемого брака кузина короля, Старшая Мадмуазель, заметила: «В мои годы не выдают замуж против воли». [79] См.: «Мадмуазель» — титул старшей «внучки Франции». Как поясняет Сен-Симон, поскольку у Людовика XIII долго не было детей, а у его брата — одна дочь, Анна Мария Луиза Орлеанская, герцогиня де Монпансье, то было решено дать ей особый статус, сопоставимый с «детьми Франции». На основании этого прецедента все отпрыски как Гастона, так и Филиппа Орлеанского имели статус «внуков Франции». Среди «внучек Франции» старшую именовали просто «Мадмуазель», и на протяжении долгого времени этот титул безраздельно принадлежал герцогине де Монпансье. Однако в 1662 г. у Филиппа Орлеанского родилась дочь, которую тоже полагалось именовать «Мадмуазель». Так за герцогиней де Монпансье закрепилось наименование «Старшая Мадмуазель» (см.: Saint-Simon . Mémoires. Additions au Journal de Dangeau. Т. I. P. 980). Действительно, ей тогда было сорок три года, и даже Людовик XIV был не способен навязать ей нежеланный брак, хотя, как мы увидим, в его силах оказалось запретить желанный. Но, оставляя в стороне королевских отпрысков и принцев крови, мало какой глава семьи был в силах женить молодого человека, если тот выказывал отвращение к предлагаемой партии. Даже с девушками, как правило, родители предпочитали действовать путем увещеваний. Как следует из «Мемуаров» Сен-Симона, когда к совсем юной сестре его жены посватался герцог де Лозен, который был старше избранницы на сорок восемь лет, то ее уговорили дать согласие, соблазняя титулом и скорым вдовством (отличавшийся несговорчивым нравом де Лозен прожил после этого более двадцати лет и скончался на девяносто первом году жизни). [80] См.: Saint-Simon . Mémoires… P. 227.

Отсутствие активной неприязни не предполагало взаимной симпатии. В этом смысле характерна реакция героини «Принцессы Клевской», когда к ней сватается ее будущий муж, страстно в нее влюбленный. Отдавая должное его достоинствам, она признается матери, что «брак с ним даже был бы для нее менее неприятен, чем с кем-либо другим, но что никакой особой склонности к нему она не чувствует». [81] Лафайет М.-М. де . Принцесса Клевская. С. 227. Аналогичные ситуации можно было наблюдать не только на страницах романов. По свидетельству Таллемана де Рео, Жюли д’Анженн согласилась выйти за герцога де Монтозье, не испытывая к нему ничего, кроме дружеских чувств, в основном из нежелания огорчать госпожу де Рамбуйе, которая хотела этого брака. Диспропорция чувств — влюбленность со стороны кавалера и холодность дамы — соответствовала традиционной модели взаимодействия полов. Однако в обоих случаях обращает на себя внимание еще одна деталь: будущие супруги имели время друг друга узнать и отдать себе отчет в собственных эмоциях. Между тем это отнюдь не было устоявшимся обычаем. Так, из «Мемуаров» герцога де Сен-Симона следует, что при выборе жены он сперва определил для себя, с каким семейством хотел бы породниться, затем пригляделся к будущему тестю, после этого — к его супруге («я нашел в ней все, что мог бы предложить в качестве примера поведения молодой женщине, которую хотел бы видеть при Дворе»), [82] Сен-Симон . Мемуары. Т. I. С. 106. и лишь в последнюю очередь принял решение, к которой из дочерей ему стоит посвататься: младшая «была брюнетка с прекрасными глазами, старшая же — блондинка, великолепно сложенная, с приятными чертами и дивным цветом лица… Именно она, когда я увидел их обеих, несравненно больше понравилась мне, и с нею я надеялся обрести счастье в жизни, каковое она единственная и дала мне всецело». [83] Там же. С. 107. По всей видимости, последний момент выбора, когда Сен-Симону предъявили обеих потенциальных невест, чтобы он определил, какая ему больше по вкусу, фактически заменял собой знакомство. Жених, конечно, руководствовался не только эстетическими предпочтениями: по обычаю, старшая дочь получала большее приданое и, как и старший сын, находилась в привилегированном положении. Матримониальная стратегия герцога была сугубо рациональна, вплоть до того, что поведение матери он рассматривал как залог будущего образа действий дочери. Мы не знаем, что при этом думала невеста и каковы были резоны, побудившие ее согласиться на это замужество (любимица отца, она явно имела право голоса). Из рассказа Сен-Симона можно заключить, что не последнюю роль тут сыграло желание выйти из-под власти матери, которая предпочла бы видеть ее монахиней, надеясь тем самым обеспечить блестящий брак для младшей, своей любимицы. Иначе говоря, помимо соображений сословного и финансового характера жених и невеста сделали свой выбор на основании отношений с другими людьми, но не друг с другом. Их личное знакомство началось одновременно с браком, который, заметим, действительно оказался счастливым.