Николай Троицкий - Александр I и Наполеон

Пока был жив М.И. Кутузов, Александр выказывал ему всяческое уважение. Никто не мог упрекнуть царя в том, что он завидует воинской славе фельдмаршала. Он воспринимал как должное приветственные возгласы пруссаков в адрес Кутузова даже при виде его, царя; «Vivat papa Kutusof!»; а когда жители городка Стейнау на Одере поднесли Александру лавровый венок, он отослал его Кутузову. Царь был так деликатен с Кутузовым не только по своей воспитанности, но и потому, что видел: дни старого фельдмаршала уже сочтены. Уважая патриотические чувства нации, Александр простился с умершим Кутузовым, как с национальным героем. «Не вы одна проливаете о нем слезы, — написал он вдове фельдмаршала. — С вами плачу я, и плачет вся Россия». На запрос о том, где похоронить усопшего, царь ответил: «В Казанском соборе, украшенном его трофеями».

После смерти Кутузова вновь встал вопрос о главнокомандующем. Несмотря на старшинство в чинах М.Б. Барклая де Толли, А.П. Тормасова и М.А. Милорадовича, Александр I предпочел П.Х. Витгенштейна. Должно быть, царь учитывал и заслуги этого генерала как «спасителя Петербурга» в 1812 г., и его немецкую фамилию. Ведь речь шла о главнокомандующем не только русскими, но и прусскими войсками. Именно Витгенштейну было доверено принять на себя удар стремившегося к реваншу за 1812 г. Наполеона…

Катастрофа в России не обескуражила Наполеона, поскольку была воспринята им как стихийное бедствие. Он верил в себя, надеялся на преданность своих германских вассалов и на лояльность тестя, императора Австрии, а потому считал, что 6-я коалиция не будет прочной и распадется после первых же его побед. Трудно было лишь собрать заново большую армию, а в том, что он поведет ее от победы к победе, император не сомневался, как не сомневался и в том, что эти его победы заставят смолкнуть охвативший Францию ропот недовольства его воинственностью.

Новую армию Наполеон создал с магической быстротой, призвав под ружье половину новобранцев досрочно, в счет 1814 и отчасти даже 1815 г. Не только обучить, но и организовать их должным образом не было времени. Их отправляли в поход ротами, на пути к границе соединяли в батальоны, за границу они уходили полками, а к началу боев составляли дивизии и корпуса. Боеспособность солдат 1813 г. резко уступала той, которой славились герои Аустерлица и даже Бородина, но культ Наполеона удваивал силы новобранцев. Император сам провожал в поход новые формирования, раздавал им знамена, старался воодушевить их клятвами верности отечеству. «Никогда, — вспоминал очевидец одной из таких сцен, — никогда не изгладится в моей памяти конец его речи, когда, привстав на стременах и протянув к нам руку, он бросил нам эти два слова: „Клянетесь ли?“ И я, и все мои товарищи, мы почувствовали в этот миг, точно он силой исторг из наших внутренностей крик: „Клянемся! Да здравствует император!“ Сколько мощи было в этом человеке!»

Первое после «грозы двенадцатого года» сражение русских и прусских войск с новой армией Наполеона произошло 2 мая 1813 г. на исторической равнине у г. Лютцена, где в 1632 г. в битве со знаменитым Альбрехтом Валленштейном пал (но выиграл битву) еще более знаменитый Густав II Адольф. Здесь Наполеон и Александр I сошлись на поле боя впервые после Аустерлица. Оба они понимали, как важно начать кампанию с победы, и в желании победить не уступали друг другу. Наполеон, верный себе, непосредственно руководил битвой. Очевидцы рассказывали, что никогда еще со времени итальянского похода он не был в таком огне, рискуя собой, по выражению А. Дюма, «как младший лейтенант». Александр в сражении лишь присутствовал (не столько вдохновляя, сколько стесняя главнокомандующего Витгенштейна), но тоже был под огнем, а когда свита попыталась увести его в безопасное место, заявил: «Для меня здесь нет пуль!»

По русским источникам, Наполеон имел при Лютцене в полтора раза больше солдат (150 тыс. против 92 тыс.), хотя и почти вдвое меньше орудий (350 против 650) [115] Французские историки считают, что силы сторон были равны: примерно по 90 тыс. человек. . Его новобранцы сражались храбро, но не очень умело, Битва весь день шла на равных, и лишь к вечеру Наполеон осуществил маневр, принесший ему победу. Он подверг ослабленный центр союзников бомбардировке из 80 гвардейских орудий и под прикрытием этого огневого вала бросил в атаку гвардию. Союзники дрогнули и начали общее отступление, потеряв 20 тыс. человек. Они не бежали, как при Аустерлице, но отступали капитально, как в России летом 1812 г. «Отсюда, — вспоминал о Лютцене русский офицер-мемуарист И.Т. Радожицкий, — принялись мы опять за старое: ретироваться».

Наполеон потерял при Лютцене не меньше 15 тыс. человек и не имел достаточно сильной кавалерии, чтобы преследовать союзников с боем. Он лишь проследовал за ними в Дрезден и далее к Бауцену, где союзники дали ему новое, еще более упорное сражение 20 и 21 мая. По русским данным, Наполеон и здесь сохранял общий численный перевес, хотя его артиллерия и кавалерия были вдвое слабее. Впрочем, именно артиллерийский маневр с захватом командных высот позволил ему выиграть и эту битву. Потеряв 18 тыс. человек, союзники продолжили свою ретираду. Наполеон, не досчитавшийся 12 тыс. своих солдат и страдавший от недостатка кавалерии, преследовал их вяло, но тем не менее занял Бреславль и вышел к Одеру.

В штабе союзников забили тревогу. Фридрих Вильгельм III вновь плакал, восклицая: «Опять я на Одере!» Русские офицеры вспоминали предостережение Кутузова: «Как воротимся? С рылом в крови!» Витгенштейн сам попросил уволить его с поста главнокомандующего и назвал своим преемником М.Б. Барклая де Толли. 29 мая Александр I с согласия Фридриха Вильгельма III назначил главнокомандующим Барклая. В те же дни при посредничестве Меттерниха союзники предложили Наполеону перемирие.

Наполеон после двух побед не проявлял особой радости. Дело не только в том, что победы дались ему труднее, чем он рассчитывал. Он пережил и тяжкие личные утраты. Перед битвой при Лютцене, в стычке под Вейсенфельсом 1 мая был убит на глазах императора его старый друг маршал Ж.Б. Бессьер, а после битвы при Бауцене, в арьергардном бою под Герлицем 22 мая, когда Наполеон наблюдал за отступлением союзников, неприятельское ядро ударило в дерево, возле которого стоял император, и рикошетом поразило его самого близкого друга обер-гофмаршала М. Дюрока. Смертельно раненный Дюрок умер на руках Наполеона. «Прощай, мой друг, — сказал умирающему император. — Жди меня там, мы скоро увидимся». После гибели Ж. Ланна под Эсслингом в 1809 г. ничто (даже русскую катастрофу) Наполеон не переживал так тяжело, как смерть в течение трех недель Бессьера и Дюрока. «Эта двойная потеря была самым зловещим предзнаменованием собственной судьбы его», — заметил Вальтер Скотт.