Николай Троицкий - Александр I и Наполеон

31 марта, с 10 часов утра до 3 часов пополудни, союзные войска торжественно, церемониальным маршем вступали в покоренную столицу еще недавно казавшейся непобедимой империи. Александр I в темно-зеленом кавалергардском мундире с тремя белыми крестиками орденов российского св. Георгия, австрийской Марии Терезии и прусского Красного Орла, в черной шляпе с белым султаном, ехал впереди своей свиты и гвардии на белоснежном коне по кличке Марс, которого подарил ему перед 1812 г. Наполеон. Слева и справа от царя гарцевали Фридрих Вильгельм III и кн. К.Ф. Шварценберг, представлявший Франца I (тот посчитал неудобным для себя участвовать в торжестве по случаю завоевания столицы, где царствовала его дочь). В первом ряду свиты монархов обращали на себя особое внимание прусский фельдмаршал Г. Блюхер и пожалованный накануне в российские фельдмаршалы М.Б. Барклай де Толли.

Александр Павлович переживал в то утро свой звездный час, апогей величия, славы и счастья. Теперь все было отмщено: позор и слезы Аустерлица, страшный урок Фридланда, унижения Тильзита и Эрфурта, пожар Москвы, горести Лютцена, Бауцена, Дрездена, Шампобера, Краона, Реймса… От полноты чувств он даже кольнул А.П. Ермолова и в его лице всех злоязычников: «Ну, Алексей Петрович, что теперь скажут в Петербурге? Ведь, право же, было время, когда у нас, величая Наполеона, меня считали за простачка?» [119] М.И. Богданович привел эти слова в своей «Истории войны 1814 г.» с примечанием: «Слышано от Ермолова». .

Парижане, в противоположность москвичам, и не помышляли ни жечь свою столицу, ни бежать из нее. Простонародье угрюмо взирало на завоевателей издалека, а буржуазная и особенно аристократическая публика заполняла тротуары, кровли, балконы и окна домов вдоль пути въезда союзных монархов. Роялисты — и явные, и скрытые — теперь все высыпали на улицы, бурно приветствуя «освободителей» и теснясь поближе к Александру I, который восхищал их эффектной наружностью, осанкой и улыбкой. «Царствуйте над нами! — кричали они царю. — Или дайте нам монарха, похожего на вас!» Александр отвечал им приветственными жестами и галантными репликами. Когда кто-то, протиснувшись совсем близко к нему, крикнул: «Мы уже давно ждали прибытия вашего величества!» — царь с улыбкой возразил: «Я прибыл бы к вам раньше, но меня задержала храбрость ваших войск»…

А что же Наполеон? Узнав в Сен-Дизье, что Главная армия союзников пошла на Париж, он приказал своим войскам спешить на выручку столицы, а сам, опережая их, помчался распорядиться до их прибытия отрядами Мармона и Мортье. В ночь с 30 на 31 марта он прибыл в Фонтенбло и здесь узнал, что Париж капитулировал.

С утра 31 марта, когда союзники торжественно вступали в Париж, Наполеон начал готовиться к битве за освобождение столицы. Его войска стягивались к Фонтенбло. 5 апреля он рассчитывал собрать 70 тыс. человек и повести их в бой. Накануне, 4-го, он вызвал к себе маршалов Л.А. Бертье, М. Нея, Ф.Ж. Лефевра, Ж.Э. Макдональда, Н.Ш. Удино и А. Монсея, изложил им свой план. Маршалы, понурившись, долго молчали, а потом Мишель Ней, «храбрейший из храбрых», сказал то, о чем они все думали: «Государь, армия не пойдет на Париж». — «Она повинуется мне!» — «Нет, государь, она повинуется своим генералам». — «Чего же вы хотите, господа генералы?» Маршалы чуть не хором ответили: «Отречения!»

Взгляд, которым Наполеон обвел взбунтовавшихся соратников, сулил им один из тех взрывов ярости, что приводили в содрогание самых мужественных людей. Но на этот раз император пересилил себя. «Ступайте, господа! — отпустил он маршалов. — Я подумаю и скажу вам свое решение».

Думал он недолго. Мог ли он теперь рассчитывать на сражение, если все бывшие при нем маршалы отказывались сражаться? Набросав текст отречения от престола в пользу своего сына при регентстве Марии Луизы, он вновь созвал маршалов и назначил депутацию, которая тотчас отбыла с документом в Париж к Александру I. Ее составили Ней, Макдональд и преданный императору А. Коленкур — бывший посол в Петербурге, а теперь министр иностранных дел.

Александр I принял депутацию очень любезно, дал ей понять, что согласится с ее предложением, но отложил окончательное решение на завтра, поскольку должен был посоветоваться с «братьями»-монархами. Назавтра же все обернулось иначе.

Утром 5 апреля Александр принял депутацию в присутствии Фридриха Вильгельма III и министров коалиции (Франц I и здесь отсутствовал). Ней, Макдональд, Коленкур в три голоса высказались за вариант отречения, предложенный Наполеоном, подчеркнув, что у него еще много преданных войск и поэтому нельзя доводить его до крайности. Когда им уже показалось, что союзники согласны с ними, вошел адъютант Александра и что-то вполголоса сказал царю. Коленкур, понимавший по-русски, расслышал два слова: «шестой корпус». Царь, подставив ухо адъютанту, переспросил: «Весь корпус?» Тот подтвердил: «Весь!» Александр встал, извинился перед депутацией и увел короля и министров на совещание. «Все кончено!» — сказал Коленкур маршалам. Действительно, Александр вышел к ним уже в другом настроении. Он объявил, что наполеоновская армия, о которой маршалы так хорошо говорили, уже разделена: весь 6-й корпус маршала Мармона перешел к союзникам. Поэтому союзные государи требуют, чтобы Наполеон отрекся от престола без всяких условий.

В тот же вечер Коленкур с маршалами вернулись в Фонтенбло и уведомили Наполеона об измене Мармона и о требовании союзников. Император почти всю ночь (самую горестную до тех пор за всю его жизнь) просидел в раздумье. Утро 6 апреля 1814 г. застало его готовым к единственно возможному решению. Он позвал маршалов и в их присутствии написал на листке бумаги пять строк, отныне и навсегда вошедших в мировую историю: «Союзные державы провозгласили, что император Наполеон — единственное препятствие к восстановлению мира в Европе. Император, верный своей присяге, заявляет, что он отказывается за себя и своих наследников от престолов Франции и Италии, будучи готов пожертвовать всем и даже собственной жизнью для блага Франции. 6 апреля 1814 г., во дворце Фонтенбло. Наполеон» [120] Napoléon I. Correspondance. T. 27. P. 215. .

Итак, все было кончено. Парадоксальный факт: в кампании 1814 г. Наполеон не проиграл ни одного сражения (11 из 14 выиграл и три свел вничью), но именно тогда он был окончательно побежден. Стендаль не без оснований считал, что «из всех военных подвигов» Наполеона «наибольший восторг потомства будут возбуждать» его победы 1814 г. Крупнейшие авторитеты, включая А. Жомини, Ф. Энгельса, Е.В. Тарле, ставят эти победы с точки зрения военного искусства вровень с лучшими достижениями наполеоновского гения. Но победить 6-ю коалицию в 1814 г. только силами армии без общенародной поддержки Наполеон не мог, даже если бы не предал его Талейран, не изменил Мармон. Коалиция все равно задавила бы его громадным и постоянно нараставшим количественным превосходством сил…