Array Сборник - Великие русские женщины. От княгини Ольги до Терешковой

Музыка, комедия, Гурченко – компоненты успешного фильма («Девушка с гитарой», 1958)

Большинство зрителей считают, что первым фильмом Гурченко была «Карнавальная ночь». На самом деле впервые она снялась в кино чуть раньше, в ленте «Дорога правды». Там Гурченко играла небольшую роль своей ровесницы и тезки, агитатора Люси, и ее первыми словами в кино были: «Я не затем сюда пришла, чтобы молчать!» Этот фильм родители Людмилы посмотрели десять раз. А впереди их ждала та самая «Карнавальная ночь». И режиссер фильма Эльдар Рязанов, и композитор, и актеры, и гримеры, и костюмеры – все там поработали от души, но предположить такого успеха создатели не могли.

На Гурченко слава обрушилась, как снежная лавина на неопытного лыжника. Она еще была студенткой и жила в общежитии, когда весь СССР счел ее звездой номер один; письма от поклонников приходилось складывать под кровать. Толпы ждали появления дивы с белой муфточкой, а Люся проходила сквозь них неузнанной, слушая разговоры о том, что ее перед съемками специально долго не кормили, чтобы сделать талию невероятно тонкой (по другой версии, затягивали в корсет). Воздыхатели подкупали вахтеров общежития, и Люсиных соседок по комнате будили незваные гости. Ей пришлось снять другое жилье. Начались встречи со зрителями, поездки, концерты, сливающиеся в одну бесконечную мешанину. Зато папа был счастлив! Его «богинька» прогремела на всю страну.

Олег Янковский и Людмила Гурченко в фильме «Полеты во сне и наяву» (1982)

В каникулы Люся приехала к родителям едва живая. Какое-то время от земляков удавалось скрывать ее присутствие, но, увы, недолго; люди шли прямо к ним домой «посмотреть на артистку». Земля полнилась слухами: «Говорят, что ей сорок лет, что ее в кино просто так сделали» – и Люсина мама отвечала, что ее дочери никак не может быть сорок лет, потому что ей самой, Елене Александровне, еще нет сорока, а Марк Гаврилович демонстрировал людям дочь и возмущался: «А вот моя дочурка. Она ж еще ребенык. Эх вы!» Он сам раздавал автографы, выводя на фотографиях дочери солидное «отец актрисы», и сортировал письма: на эти ответить, на эти не отвечать, а над этими подумать.

«Я не встречала артистов с легким характером, если, конечно, профессия владеет ими полностью»

После выступления в Харьковской филармонии Люсю едва не разорвали на сувениры. Марк Гаврилович испугался, но рассудил так: «Актриса ето актриса. Хай рвуть. Хужий, когда не рвуть…» Людмила Марковна писала об этом времени: «В самую радостную, казалось бы, минуту – апогей популярности – я почувствовала одиночество и испуг, желание спрятаться у родителей от всего, что на меня навалилось, измотало, унесло сон, покой и радость. Думаю, что это был первый звонок, интуитивно точно услышанные тревожные звуки. У меня ослабела сопротивляемость, стали путаться дни, события, числа, лица, имена…»

И тут жизнь поставила молодой артистке подножку, и даже не одну. В центральной прессе клеймили актеров, которые за свои концерты получали, минуя бухгалтерию, деньги «в конвертиках». Люся, выступавшая только потому, что от нее этого требовали, оказалась главным объектом критики. Кто именно платит ей деньги, она по молодости и неопытности не понимала. Возможности оправдаться, конечно, не дали. Репутация была испорчена. Второй подножкой оказался новый фильм. На «Мосфильме» решили повторить успех «Карнавальной ночи» и запустили в производство «Девушку с гитарой», сочтя, что если главные компоненты на месте (музыка, комедия, Гурченко), то и кино выйдет успешным. Но получился, увы, вторичный продукт; возможно, потому, что затевался он не по вдохновению, а по расчету. И зритель, который только что носил Гурченко на руках, нового чуда не дождался – и обиделся.

«Почти все актерские судьбы с громкой славой проходят через испытание горькое и неизбежное – охлаждение зрителя. Причин много», – написала Гурченко в своей книге. Несколько лет она снималась в ролях случайных, небольших, а то и вовсе эпизодических. Зрители сообщали в письмах: «Вчера смотрела фильм „Один из нас“. Мелькнули вы в самом начале – и след простыл. Как же вам не стыдно?» «Теперь вы всё в ресторанчиках поете. „Взорванный ад“ смотрел – там вы в немецком ресторане, а в „Неуловимых“ – во французском. Наша семья в вас разочаровалась. А ведь „Карнавальная ночь“ – наша молодость…» Родители переехали к ней в Москву, и отец недоумевал: «Дочурка, ты мне што-то недоговариваешь. Наверно, ты допустила якой-то крупный ляпсус, и за ето тибя не беруть у кино». Людмила объясняла: она уже не в моде, музыкальных девушек-героинь играть поздно, а в драматических ролях ее не видят… Она спасалась песнями, которые исполняла на концертах. Песни заменяли ей большие роли. А мечтой было доказать, что она не только символ уже ушедшей эпохи, но и настоящая современная актриса. Не только комедийная, но и драматическая. В 1965 году в фильме Владимира Венгерова «Рабочий поселок» она сыграла измученную женщину, жену человека, потерявшего на фронте зрение и постепенно опускающегося; здесь уже не было ничего легкомысленного и водевильного, но к другой Гурченко режиссеры привыкали медленно. Она же становилась все более точной и убедительной в своих работах: «…После „Семейной мелодрамы“ пришло письмо от врачей. Они удивлялись тому, как точно был сыгран процесс сердечного приступа. „Может у вас сердце больное, откуда это вам так точно известно?“ Не знаю, просто пропустила все через себя…»

В фильме «Девушка с гитарой» (1958)

И пришли новые победы, большие актерские удачи – в абсолютно разноплановых фильмах, у разных режиссеров. Были «Старые стены» Трегубовича, «Двадцать дней без войны» Германа, «Пять вечеров» Михалкова, «Сибириада» Кончаловского, «Любимая женщина механика Гаврилова» Тодоровского – и новая волна народной любви после «Вокзала для двоих». Гурченко когда-то не прошла пробы на роли в «Гусарской балладе» и «Иронии судьбы…», но в роли официантки Веры Рязанов ее увидел. Это случилось через двадцать шесть лет после «Карнавальной ночи». А потом, в 1984-м, появилась незабываемая Раиса Захаровна из фильма Владимира Меньшова «Любовь и голуби», и реплики этой смешной, экзальтированной и несчастной героини-разлучницы ушли в народ: «Людк, а Людк!..», «Тьфу, деревня!..»