Ирвинг Финкель - Ковчег до Ноя: от Междуречья до Арарата

Выше я уже не раз пытался описать, насколько жизнь исследователя клинописи полна неожиданностей и возбуждающих находок; но это был совсем особенный случай, потому что я с первого взгляда понял, как понял бы любой из моих коллег, окажись он на моем месте: этот осколок с треугольником принадлежит табличке mappa mundi, и никак иначе. Дрожащими руками я взял осколок, положил его в маленькую коробочку и побежал за своими ключами, чтобы открыть нужную витрину в Зале 51 и попробовать приложить его к табличке. Но когда я сбежал вниз и подошел к витрине, я с изумлением обнаружил, что табличка отсутствует. Находясь в чрезвычайном возбуждении, я в тот момент начисто забыл, что ее временно переместили в Британскую библиотеку (которая тогда еще оставалась в одном здании с Британским музеем, в районе Блумсбери) на выставку по истории географических карт. Надо было дожидаться утра понедельника, когда, наконец, мы с другим музейным сотрудником и мисс Хорсли, сопровождаемые сотрудником библиотечной охраны, который открыл нам витрину, получили доступ к табличке и приложили к ней наш новый фрагмент. Он оказался настолько точно соответствующим лакуне, что вынуть его обратно было уже затруднительно.

Это, однако, только верхушка айсберга. Рядом с нашей треугольной nagû на табличке имеется клинописная надпись, давно известная специалистам: «Между ними расстояние в шесть миль (bēru), где солнца не видно». Под самой этой nagû есть подпись: «Великая стена». Это, конечно, не китайская Великая стена, а гораздо более древняя, известная по нескольким клинописным источникам.

Добавить кусочек к Карте мира – это действительно достижение. Я был настолько им поглощен, что рассказывал о нем всякому встречному, даже тем, кто слушал без особого интереса. Через пару дней, стоя в очереди в столовой для музейных сотрудников, я упомянул о нашей находке Патрисии Морисон, в то время редактировавшей «Журнал Британского музея» (British Museum Magazine); она тут же предложила мне написать об этом в журнал [122]. Я беспечно возразил, что данная новость – из числа тех, о которых кратко сообщают по телевизору в конце вечерних новостей, чтобы отвлечь зрителя от мрачных событий прошедшего дня: «беременную кошку сняли с маяка на вертолете; кошка спасена!». На следующее утро, однако, мне звонят из входного вестибюля музея: Ник Гласс со съемочной группой новостной программы Четвертого канала [151]ожидают меня и мисс Хорсли и хотят увидеть фрагмент. Ник оказался соседом Патрисии и, очевидно, только что узнал от нее новость через садовый плетень…

«Случалось ли вам потерять деталь от пазла где-то за спинкой дивана? – вопрошал Тревор Макдональд в семичасовых новостях вечером того же дня. – Так вот, сегодня в Британском музее.» и т. д.

Таким вот образом была представлена целая история, снятая в полном Техниколоре [152]и показывавшая сперва нашу музейную галерею Месопотамских древностей и отдельно – коллекцию табличек, затем наших студентов за работой, мисс Хорсли в окружении всех ее пыльных черепков, и в завершение – компьютерную анимацию (а дело было еще в 1995 году!): фрагмент с треугольником самостоятельно прыгал в свою лунку в табличке. Весь сюжет уместился в четыре минуты сорок две секунды; настоящий Энди Уорхол! [153]К тому же в мой день рождения [123]. Я тогда совершенно не представлял себе, как много будет значить эта новообретенная nagû в моих будущих исследованиях истории Ковчега…

Тип клинописи на табличке позволяет датировать ее, скорее всего, VI веком до Р. Х. Вавилон, начерченный на карте в виде горизонтального прямоугольника, помещен, несомненно, в центр вселенной, а точка, поставленная в середине прямоугольника, – это, по-видимому, зиккурат Навуходоносора II. На табличке можно выделить три раздела: двенадцать строчек описания сотворения мира Мардуком, богом Вавилона; затем чертеж самой карты; и, наконец, на обороте таблички – двадцать шесть строчек с описанием отдельных объектов, показанных на карте.

Текст первого раздела (двенадцать строчек о сотворении мира) сильно отличается по характеру записи от текста последнего раздела тем, что в нем широко используются шумерские идеограммы; по-видимому, писец и сам считал его отдельным компонентом и, чтобы указать на это, отделил его двойной горизонтальной чертой от самой карты и ее описания. Идеографический стиль письма вполне соответствует датировке самой таблички (первое тысячелетие до Р. Х.), определенной по топонимике на карте, а также, как упоминалось выше, по использованию слова marratu. Первоначально было восемь nagu, одной и той же формы и одинаковых размеров, и если бы они все сохранились до сегодняшнего дня, то мы смогли бы убедиться, путешествуя по кругу от каждой к следующей, что расстояния между ними варьируются от 6 до 8 bēru, или «двойных часов»; эта месопотамская мера длины обычно переводится как миля [154].

Весь текст на оборотной стороне таблички посвящен описанию этих восьми nagû и того, что мы увидели бы, если бы туда добрались. Причем указывается, что расстояние до каждой из них поперек кольца воды равно семи милям. Как жалко, что столь замечательный текст сильно попорчен; но опытный ассириолог уже давно смирился с правилом – чем интереснее материал, тем труднее его расшифровать.

Вавилонская карта мира, оборотная сторона таблички

Хотя рассматриваемая нами табличка с картой не может быть древнее IX века до Р. Х. (потому что именно к этому веку относится первое использование слова marratu в смысле «море»), я думаю, что вся концепция карты и описание восьми nagû относятся к гораздо более раннему времени, восходя ко второму тысячелетию до Р. Х., а точнее, к той самой древневавилонской эпохе, когда была написана Табличка Ковчега. Это можно заключить из чисто силлабического стиля письма в разделе описаний (на обороте таблички) – стиля, который в первом тысячелетии стали презирать, предпочитая ему в литературных текстах идеографический стиль (как, например, в двенадцати начальных строчках нашей таблички). Из этого можно заключить, что мы имеем дело с космологической системой, традиция которой значительно старше, чем конкретный документ, на котором она здесь представлена. Так или иначе, писец сам извещает нас, что данная табличка является копией более древнего оригинала.

Мир на этой карте изображен в виде диска, и мы можем предположить, что именно таким его представляли в эпоху ее возникновения. Кольцевое водное пространство названо здесь словом marratu, снабженным детерминативом «река». Само это слово происходит от глагола marnru «быть горьким». Несмотря на наличие знака «река», оно во многих контекстах означает «море»; поэтому мы здесь переводим его как «Океан», хотя вполне допустимым был бы также перевод «Горькое море» или «Горькая река» [124]. За этим водным пространством в восьми направлениях лежат nagû. В первом тысячелетии до Р. Х. это слово использовалось во вполне практическом смысле, для обозначения какого-либо политически или географически ограниченного региона, расположенного, вообще говоря, в пределах обычной досягаемости [125]. На табличке mappa mundi, однако, его смысл совсем другой: эти восемь nagû – гигантские невероятно удаленные горные массивы на самом краю земли. Хотя они изображены простыми треугольниками, следует их представлять себе как горы, вершины которых появляются из-за горизонта по мере того, как мы приближаемся к ним, переплывая Великий Океан.