Голубиная книга. Славянская космогония

Потому Единорог-зверь всем зверям зверь.

Единорог-звирь над звирями звирь.

Как живет тот звирь во Фавор-горы,

Проходит он по по подземелью,

Прочищает ручьи и проточины;

Куда звирь пройдет,

Тута ключ кипит,

Куда звирь тот поворотится,

Вси звири звирю поклоняются:

Потому тот звирь над звирями звирь.

Авандрий-зверь всим звярям ацец:

Ион хадзил по всяму свету беламу,

Была на сем свете засушейца,

Ня была добрым людзям васпитанийца,

Васпитанийца, абмыванийца;

Ион капал рогом сырую маць зямлю,

Выкапал ключи все глыбокии,

Даставал воды все кипучи,

Ион пускал па быстрым рякам,

И па малинькам ручьявиначкам,

Па глыбокам бальшим азярам,

Ион давал людям васпитанийца,

Васпитанийца, абмыванийца:

Патаму ж Авандрий-зверь всим звярям ацец!

Когда этот зверь возыграется,

Словно облацы по поднебесью,

Вся вселенная (мать-земля под ним) всколыбается.

Потому Вындрик-зверь всем зверям зверь,

Когда он возыграется,

Весь белый свет воскачается…

Он живет-то евтот зверь во Святой горе,

Он и пьет и ест из синя моря,

Никому победы (обиды) он не делает.

У нас Индрик-зверь всем зверям мати:

Что живет тот зверь во Святой горе,

Он и пьет и ест во Святой горе,

Он и Богу молит за Святу гору.

Лев-то зверь всем зверям отец.

Почему ж он всем зверям отец?

Во степях-то он пребываючи,

Никто его в глазы не видаючи,

Ни кой у мир шкоды не делает.

Хварс-гора всем горам мати:

Преобразился на ней Сам Иисус Христос,

Со двенадцатью со апостолами

И с Иваном со Крестителем.

Потому ж она Сион-гора,

Что благоволил наш Господь жить на ней…

Почаму ж Сиян-гора

Усим горам оцец?

Птому, што на Сиянии на горе

Родзився Сам Иисус Христос…

Белый Латырь-камень всем камням отец.

Почему же ен всем камням отец?

С-под камушка, с-под белаго Латыря

Протекли реки, реки быстрый

По всей земле, по всей вселенную,

Всему миру на исцеление,

Всему миру на пропитание:

Потому же камень всем камням отец.

А собор-церква потому всем церквам мати,

Что родился в ней Сам Иисус Христос,

Животворящий крест […]

Кипарис-древо потому всем древам мати,

Что распялся на нем животворящий хрест.

Потому ж она плакун-трава,

Что она против воды плыла.

Ище Правда-та с Кривдой заборолисе;

Кривда-та Правду изобидела.

Оставаитьце Кривда на Сьвятой Руси

У тово-ли у народа православного,

Да уходит-то Правда как на небо,

К Самому Христу она, к Царю Небесному.

Тут два юноши рубилися,

Кривда с Правдой сходилася.

Нонче Кривда Правду приобидела:

Пошла Правда она на вышния небеса,

А Кривда осталась на сырой земли,

По всему народу православному.

Она пала нам всем на ретиво сердце:

Оттого у нас в мире стало Правды нет;

Стали беззакония великия.

Правда Кривду переспорила.

Правда пошла на небеса,

К Самому Христу, Царю Небесному;

А кривда пошла у нас вся по всей земле,

По всей земле по Свет-Руской,

По всему народу христианскому.

От Кривды земля восколебалася.

Оттого народ весь возмущается;

От Кривды стал народ неправильный,

Неправильный стал, злопамятный:

Они друг друга обмануть хотят;

Друг друга поесть хотят.

Как бы всим грехам прощенья есть;

Трем грехам великое тяжкое покаяние:

Кто блуд блудит с кумой крестовыя,

Кто во чреви симяна затравливает,

Кто бранит отца с матерю;

Хоть и есть грехам тым покаяние,

Приложить труды надо велики

Самому Христу, ЦарюНебесному.

Кто ж охулить Святаго Духа Божия,

Тому греху нет покаяния

Ни в сем свети, ни в будущем.

Как тебе, царю Волонтоману,

Мало спалось, грозно во сне виделось,

В твоем ли было зеленом саду

Выростало деревцо сахарное:

У твоей царицы благоверныя

Народится дочь Саломидия.

Из далеча из чиста поля

Прилетала пташечка-малашечка,

Садилась на деревцо сахарное,

Распущала перья до сырой земли:

«Как моя царица благоверная

Родит сына Саламона,

А этому сыну моему

На твоей дочери женату быть.

Как теперь у нас и в зачатье нет,

Тому пройдет времени тридцать лет,

Тогда сны-то наши сбудутся,

По возрасту вместе сойдутся».

Старым людям на послушанье;

А молодым людям для памяти.

Славу поем Давиду Евсеевичу,

Во веки его слава не минуется!

Житие Авраамия Смоленского было написано его учеником Ефремом в 1224–1237 гг., накануне Батыева нашествия. Со страниц жития предстает идеальный христианский монах-аскет. Столь идеальный, что впору усомниться: да мог ли такой человек хоть в руках держать языческую или полуязыческую «Голубиную книгу»? Следует, однако, учитывать законы жанра. Святой, по определению, — это идеальный христианин. И он должен быть таковым с самого рождения. (Или стать таковым, обратившись вдруг во святого из последнего негодяя-язычника, подобно летописному Владимиру.) Так что можно усомниться в том, читал ли реальный Авраамий одни лишь жития святых аскетов. И радовался ли он смерти родителей. Ведь столь бессердечный фанатик вряд ли мог бы привлечь всеобщую любовь. Тем не менее биография удивительного святого-вольнодумца, созданная по свежим следам его младшим современником и учеником, безусловно, ценнейший источник.

Авраамий Смоленский жил в конце XII — начале XIII в., в эпоху расцвета двоеверной древнерусской культуры, породившей «Слово о полку Игореве», суздальские белокаменные соборы и ювелирные шедевры-обереги. По рождению и воспитанию он принадлежал к светской, боярско-дружинной, знати. Это в ее среде слагалось бессмертное «Слово», носились золотые и серебряные полуязыческие обереги. Даже князья имели амулеты-змеевики, на которых с одной стороны изображались святые, с другой — древняя змееногая богиня. А жены и дочери князей и бояр участвовали в языческих русалиях. Столь же вольнодумной и двоеверной была среда простых горожан, в которой проповедовал и учил Авраамий — приходской священник, позднее игумен. Не удивительно потому, что нападало на священника-вольнодумца преимущественно духовенство, спасли же его от расправы князь и бояре.