Роберт Каплан - Муссон. Индийский океан и будущее американской политики

Британцы ушли в декабре 1963-го, предоставив оманскому султану удерживать крепость собственными силами, причем в буквальном смысле этого слова. Султан продержался месяц – до января 1964-го, – потом его усадили на яхту и отправили вон. По улицам Каменного города прокатился арабский погром: африканцы искренне верили, что, выйдя из-под британского присмотра, оманцы снова учредят рабство – или, по крайней мере, поставят чернокожих в невыносимые условия. «Расовая политика, проповедовавшаяся занзибарскими националистами-африканцами, – пишет американский академик Дж. Томас Берджес, – основывалась на убеждении, что космополитизм создал не изобилие и гармонию, а обманчивый экзотический фасад, за которым скрываются культурный шовинизм и расовая несправедливость» [5]. В итоге возникла, по словам одного американского дипломата, беседовавшего со мной, ни больше ни меньше как «мини-Руанда», унесшая столь же великое множество жизней – мужских, женских и детских, – когда афро-ширазские толпы, говорившие «революционным языком» о континентальном африканском национализме и единстве, ринулись бесчинствовать и убивать людей, принадлежавших к иной расе. Занзибарский историк Абдул Шериф, заведующий Занзибарским институтом индоокеанских исследований, назвал тогдашние погромы «истинным геноцидом по их размаху» [6]. Берджес отмечает: более трети арабов, обитавших на острове, или погибли, или отправились в немедленное изгнание.

Занзибарский романист Абдул-Разак Гурна вспоминает: «Нам нравится считать себя мягкими, сдержанными людьми. Арабы, африканцы, индийцы, коморцы – все мы жили бок о бок, иногда вздорили друг с другом, иногда вступали в смешанные браки… А на деле мы и не приближались к настоящему единству – сидевшие по своим огороженным дворам, замкнутые в исторически возникших гетто, снисходительные к себе самим и люто безжалостные к другим, переполненные расизмом и ненавистью» [7].

Итогом стала не послереволюционная устойчивость, а полная анархия. Среди захвативших власть афро-ширазцев разгорелись разногласия, убежденные коммунисты ссорились с откровенными, явно безумными убийцами. Юлиус Ниэрерэ, правитель континентальной Танганьики, хоть и был социалистом, боялся, что кубинцы, возглавляемые Фиделем Кастро, воспользуются хаосом и создадут островное марионеточное государство рядом с его страной. Али-Султан Исса, один из ведущих революционеров той эпохи – ныне старик, страдающий от рака, – прямо говорил мне, что любил и Кастро, и Че Гевару: некогда он встречался с обоими, их фотографии красовались в его спальне. И все же Исса не был афро-ширазцем, он происходил от йеменских и оманских предков, а прочие тогдашние революционеры были арабами либо индийцами, судя по портретам. Исса настаивал на том, что революция – борьба классовая, а не расовая. «Революция была марксистской, – повторял он, затягиваясь табачным дымом, – а идеология объединяет людей независимо от цвета кожи. Например, африканцы с острова Пемба оказались настроены контрреволюционно, а многие арабы нас поддержали. На Пембе не пострадал ни один индиец. Рассматривать революцию как расовое столкновение было бы ошибочно. Хотя, разумеется, революция – не увеселительная прогулка».

Разумеется, нет… Чтобы предотвратить превращение Занзибара во вторую Кубу и угомонить бушевавший на острове политический хаос, Ниэрерэ начал переговоры, окончившиеся тем, что в апреле 1964 г. Занзибар присоединился к Танганьике. Так образовалось государство Танзания. Ниэрерэ дал занзибарскому президенту Абеиду Карумэ охрану: с континента прибыли солдаты и полицейские, защищавшие Карумэ от собратьев по коалиции, настроенных более радикально. Возник твердокаменный социалистический режим, экспроприировавший собственность оманцев и других национальных меньшинств, населявших Каменный город, куда незамедлительно вселили чернокожих африканцев. Новые обитатели были бедны, дома чинить не могли, да и не собирались. Каменный город пришел в упадок. Сегодня это, если поглядеть внимательно, почти трущобный район, усеянный лавчонками, где продают безделушки и ремесленные поделки туристам. Печально и все-таки характерно для Занзибара в целом – острова, населяемого преимущественно африканцами. Считаные индийцы и арабы ютятся в окрестностях рынка, торгующего маниоком. Здешние национальные меньшинства очень разнообразны по составу, но численность их невелика (хотя Каменный город благодаря своей поликультурной, сравнительно с иными островными областями, демографии сделался оплотом политической оппозиции).

Ученый Абдул Шериф рассматривает революцию 1964-го в исторической перспективе. «Столкновение было и классовым, и расовым, – говорил он в беседе со мной. – Однако расовая сторона революции гораздо заметнее. Ведь не все оманцы были богаты, и не все африканцы бедствовали. Но даже бедным арабам в султанские времена жилось хорошо. А многим африканцам – кстати, никогда не знавшим рабства, – жилось хорошо при новом, революционном режиме». Национализация имущества и прочие притеснения, начавшиеся на исходе 1960-х, добавил он, заставили многих арабов поспешно бежать в Оман.

В 1972 г. Карумэ убили его собственные соратники-радикалы. Али-Султан Исса и другие идеологические светочи революции угодили в тюрьму и подверглись пыткам: подозрительность царила повсюду. Революционный режим устоял, поддерживаемый расовой политикой, но государственная экономика во все последовавшие десятилетия была полуразрушена. Как известно, главари занзибарского режима заявляли: «Мы пришли к власти с помощью мачете и не уйдем из-за бумажки, называемой избирательным бюллетенем».

Нассор Мохаммед, юрист, прочно связанный с оппозицией, говорил мне: под занавес британского и оманского правления на Занзибаре существовала настоящая многопартийная система, чего не скажешь ныне. Впрочем, в 1992-м, вслед за волной восточноевропейских революций, появились наконец оппозиционные партии – этого требовали западные «доноры». «Революционное правительство» – как оно именует себя до сих пор – удерживается у власти, запугивая население, а людям надежным раздавая государственные должности и субсидии. Выборами, проводящимися каждые пять лет, трения лишь усугубляются. Политические партии отождествляются с расовой принадлежностью – и континентальным танзанийским войскам уже приходилось временно оккупировать остров. Занзибарские капиталовложения иссякают перед выборами, а возобновляются после них, когда всякий вздыхает с облегчением: пронесло! – хаос опять предотвратили. По сути, говорил Мохаммед, мир на Занзибаре сохраняется только благодаря космополитизму, старающемуся выжить, невзирая на горький опыт, накопленный с 1964 г.