Альманах Array - Триединство. Россия перед близким Востоком и недалеким Западом. Научно-литературный альманах. Выпуск 1

Таков Путь спасения в буддизме и в христианстве, и даже в современной науке. Значит, сколько ни кружит человечество, рано или поздно приходит к тому же – к ощущению Всеединого. Но это потребовало признания не линейного, а многомерного мирового порядка, не закрытого, конечного, а открытого, бесконечного, где все существует одновременно. Это доступно лишь целостному уму.

Восточные мудрецы не упрощали лик Вселенной, но верили в его проницаемость, если ум, отпущенный на свободу, может соприкасаться с миром непосредственно, прямо. В созерцательном состоянии раскрывается «цветок Истины», все озаряется изначальным Светом, когда ум пробужден. Преодоление двойственности можно понимать и как искупление первородного греха богоотступничества – отпадения от Единого. А можно понимать как изменение «оси сознания», которая приходит в соответствие с «осью вещей» (по Эмерсону). Уже принцип дополнительности Н. Бора открыл совместимость казавшегося несовместимым: волна и корпускула одновременные свойства света, а по сути – универсальный закон «как бы двойного бытия». Все одновременно едино, волнообразно, бесконечно, и все – индивидуально, точечно, мгновенно.

Некоторые школы буддизма считают, что кшана – мельчайшая частица времени – и есть единственная реальность. Ю.Н. Рерих, говоря о буддизме Махаяны, акцентирует внимание на наличии двух структурообразующих начал: прерывность и непрерывность, точечное (корпускулярное) и линейное (волновое). Они комплиментарны, присущи одному и тому же. Сознание – это мгновенное проявление океана бессознательного, притом что в каждом моменте присутствует весь временной ряд – прошлое, настоящее, будущее. Каждое мгновение (кшана) есть сжатая Вселенная и сжатая Вечность: время и пространство так же недуальны, присутствуют друг в друге.

Итак, если все целостно, существует само по себе, появляется спонтанно и одновременно, то тут неприемлем прежний способ познания, характерный для классической физики. Поэтому проблема методологии науки столь насущна. И можно понять интерес к восточной методике целостного подхода, слабого, точечного воздействия, как, скажем, в иглоукалывании: ни анализа, ни синтеза, а восстановление циркуляции энергии в организме. Веками на Востоке развивали способность ощущать пульсацию энергии, видеть невидимое. Как говорит об этом в Предисловии к переводу на японский Даодэцзина тот же Нисида Китаро: «Разве не скрыто в основе восточной культуры стремление видеть форму бесформенного, слышать голос беззвучного?! Наши сердца постоянно стремятся к этому». Уже в Ицзине изучение понимается как наблюдение за «небесными письменами», вхождение в ритм естественных Перемен, которому повинуются и природа, и человек. Естественно, свой образ действия они называют Недеянием, суть которого в ненасилии над Природой, или действием, которое согласуется с мировым порядком и с особенностью каждого мгновения переживаемой ситуации.

Собственно, у них и не могло возникнуть понятия случайного или неслучайного: то, что случайным кажется человеку, не случайно для Небесного повеления, испытующего человека. Человеку остается понять его волю. Особенность мышления китайцев хорошо прочувствовал Карл Густав Юнг (именно прочувствовал, интуитивно, ибо не знал китайского, но проник глубже многих китаистов). «То, что мы называем случайностью, для их мышления является, судя по всему, главным принципом, а то, что мы превозносим как причинность, не имеет никакого значения… Их, видимо, интересует сама конфигурация случайных событий в момент наблюдения, а вовсе не гипотетические причины, которые якобы обусловили случайность. В то время как западное мышление тщательно взвешивает, анализирует, отбирает, классифицирует, вычленяет, китайская картина мгновенно все сводит к незначительной детали, ибо все ингредиенты и составляют наблюдаемый момент… Этот необычный для нас принцип я назвал синхронностью… и он диаметрально противоположен нашей причинности. Древние китайцы смотрели на космос, как современный физик, который не может отрицать, что его модель есть не что иное, как психофизическая картина мира» [254].

В последнее время японцы много размышляют о несовпадении способов восприятия вещей между ними и европейцами. Психолингвист Нагасима Нобухиро считает, что для западного типа мышления характерна «коммуникация максимального сообщения», тогда как для японского мышления – «коммуникация минимального сообщения». В первом случае неизбежной становится анализ, упорядочивание информации, которая должна стать определенной, логически убедительной, все готово для восприятия. Тогда как характерная для японцев «коммуникация минимального сообщения» предполагает способность схватывать целое или сущность передаваемого и выразить ее в немногих словах, но таких, которые способны вызвать взрыв всей информации в уме. Самая совершенная информация, по мнению того же ученого, бессловесна, – внутренний разговор с самим собой, что характерно для современных японцев. И это идет от дзэнской формы общения: «вне слов», «от сердца к сердцу», «вне письменных знаков».

Стяжение в точку характерно для дзэнской поэзии: семнадцать слогов хокку (трестишия) могут вызвать озарение-сатори, просветленность ума. Можно «ткнуть» ум ученика прямо в Истину, и она раскрывается: становится видимым невидимое и слышимым неслышимое. И это близко той методике, поиском которой занимается новая наука, той необычной методике, которая позволяет выбрать правильный аттрактор, чтобы направить движение к лучшему из возможных вариантов, – остальное самодостроится.

Потому и должны быть интересны нам такие неклассические философы, как Нисида Китаро. Он пережил Озарение-Сатори, после чего его пронзила мысль, что «все сейчас существующее и есть сама Реальность» (Татхата – Таковость). От чувства соприсутствия в мире и родилась его книга «Размышления о Добре» – следствие «чистого опыта», непосредственного переживания «реального Бытия» . Он вдруг понял, что все в этом мире движется «оттуда и туда». Будда Татхагата «приходит и уходит так», самоестественно, как Будда Махавайрочана – Великое Солнце самоестественно наполняет все своей энергией. Нисида потому и отвергал логику Аристотеля, что она не является «логикой конкретного бытия», и противопоставил ей логику Небытия или Целого, которая позволяет представить вещи в их Таковости, в «чистом опыте», абсолютно непредвзято [255]. Он отрицал и аристотелевское определение индивида: «Являющееся субъектом не является предикатом». В изначальной сущности пребывает истинное Я человека, и все вещи, взаимопроникаясь, существуют в благом единстве. Когда же Я отделяется от мира, от которого родилось, то ему некуда деться, и оно теряется, впадает в отчаяние. Потому степень процветания народа зависит от степени расширения сознания.