Коллектив авторов - Веселие Руси. XX век. Градус новейшей российской истории. От «пьяного бюджета» до «сухого закона»

Первая мировая война породила новый социальный тип – «человека в шинели» или «человека с ружьем», приведшего Россию к социальной революции и перевернувшего устои общества и государства.

«Человек в шинели» впитал в себя традиционные для российского бунтаря черты: стремление к тотальному разрушению, коллективная тяга к наркотизации и отношение к насилию, как к единственному средству для разрешения социальных проблем, – помноженные на модернизаторские инновации: вера в утопические парадигмы, атеизм и стремление к всеобщей уравнительности.

История «сухого закона» позволяет выявить важные аспекты российской политической жизни того периода. В 1914 году большинство россиян верили, что расширение личной власти Николая II может спасти нацию от внутреннего врага – пьянства. Но к началу 1917 года на «узду» царя уже никто не обращал внимания, так как «освобождение» открыло широкие возможности для массового нарушения всех существующих законов [287]. Грянула русская революция, обернувшаяся кровавой гражданской войной и диктатурой.

В.Б. Аксенов

Как и любой период социальных брожений, 1917 год негативно отразился на повседневной жизни людей. Ломка центральных и местных институтов власти приводила к анархии в системе снабжения населения, провоцировала всплеск преступности, рост социальной напряженности в стране в целом. Временное правительство, ставшее во главе Российского государства, не смогло стабилизировать обстановку. Никакие политические альянсы в его составе не приводили к росту доверия со стороны широких социальных слоев, следствием чего становились постоянные митинги протеста, ухудшающие и без того сложную социальную ситуацию.

Первая мировая война явилась не только катализатором революции, – она сыграла определенную роль в дальнейших социальных и политических процессах. Если отдельные левые партии непрестанно твердили о необходимости выхода России из империалистической войны, а Временное правительство пыталось сохранить верность союзническим обязательствам России, то среди населения страны какого-нибудь единства в этом вопросе не существовало. Не было и четкого классового деления в отношении к вопросу войны и мира. И среди рабочих, и среди буржуазии можно было встретить как противников, так и сторонников обеих точек зрения. Люди дружно жертвовали деньги в пользу правительственного Займа Свободы, а затем не менее дружно отправлялись на антивоенные демонстрации. Пожалуй, солидарность в антивоенных настроениях проявляли лишь солдаты запасных батальонов, которым предстояло в ближайшее время отправиться на фронт. Именно они в период Петроградского восстания первыми нарушили присягу, перейдя на сторону восставшей толпы. Многие же фронтовики считали предательством выход России из Первой мировой.

Война вела к серьезным социальным последствиям. Таковым стал увеличивающийся в геометрической прогрессии процент дезертиров. Согласно печально знаменитому Приказу № 1 Петроградского совета рабочих и солдатских депутатов в армии вводился институт комиссаров, получивший право пересматривать решения командного состава. Следствием стало не просто падение авторитета офицерской власти, а фактически развал всей армии, солдаты которой перестали подчиняться приказам своего командования. Многие считали себя вправе покидать части и отправлялись в столицу «мир повидать да себя показать».

Дезертирство имело и более глубокие корни. За неполные два десятка лет ХХ века Россия успела пройти через унижение русско-японской войны, первую революцию и теперь переносила тяготы далеко не такой победоносной, как хотелось бы, мировой войны. Физические и психические силы людей на третий год военных действий были на исходе. Солдаты, вчерашние крестьяне, теряли последние капли мотивации своего участия в войне, а когда грянула революция и зазвучали лозунги земельного передела, они бросили винтовки и отправились по домам – отбирать у помещиков землю.

Уставшие от окопной жизни солдаты несли с собой и привычные формы релаксации – употребление спиртных напитков не по традиционным деревенским поводам, а как средство поддержания организма в постоянных экстремальных условиях. Таким образом, вместе с волной дезертирства по стране началось победное шествие «ханжи».

Революции 1917 года предшествовал процесс «десакрализации» монархии [288]. Именно в период мировой войны стали появляться слухи, оскорблявшие царственных особ и мгновенно становившиеся достоянием общественности. В первую очередь они касались «историй» с Григорием Распутиным. По стране ходили рассказы о том, как царица развратничала со старцем. Слухи о чудовищных оргиях в Царскосельском дворце циркулировали среди представителей совершенно разных социальных слоев [289].

Будучи немкой, не совсем чисто говорившей по-русски, Александра Федоровна воспринималась населением России как чужая (особенно во время войны с ее родиной). Ходили слухи о том, что Алиса (доправославное имя императрицы) и вовсе не говорит по-русски, содержит немецких шпионов и выдает им государственные военные тайны. Именно этим пытались объяснить военные неудачи Первой мировой. А. Франс в статье «Предатели России» прямо написал: «В настоящее время с несомненностью установлено, что германскому штабу все хорошо известно через дворцовых агентов русской императрицы» [290].

Общественное отношение к супруге императора прошло путь от обвинений в германофильстве и шпионаже, до подозрений в супружеской измене. К самому же царю его подданные испытывали либо жалость, либо неприязнь, как к неудачнику. Согласно исконной русской традиции такой царь должен был заливать свое горе вином. В политической сатире Николай нередко изображался за столом, с бутылкой и, практически всегда, с печальным лицом, на котором «барометр усов» отмечал низкое расположение духа. Одна из таких карикатур под названием «Семейная идиллия втроем» была напечатана в газете «Московский листок» вскоре после революции: за большим столом, в центре которого возвышается самовар, а сбоку от него стоит бутылка с известным содержимым, по обе стороны сидят Алиса и Распутин, а из-за самовара выглядывает маленькая поникшая голова императора [291].

Чуть позже среди петроградцев и москвичей распространился следующий акростих:

Под одной из опубликованных в 1917 году карикатур на Николая и Распутина имелась подпись: «У них были две общие «платформы»: выпивка и Алиса» [293].