Заза Цквитария - Берия без лжи. Кто должен каяться?

Еще раз остановлюсь на моменте, который отметила Е. Прудникова: между человеком на фотокарточке из анкеты и Берией того периода большая возрастная разница, и объяснить данный факт никак невозможно, почему и стараются не замечать его.

Неужели и отсутствие отпечатков пальцев случайность? Скажем, военные не знали о данной процедуре. Но ведь «догадались» же они, что необходимо фотографирование, чего же ограничились этой процедурой.

Более того, скажем, военные проявили завидную смекалку и догадались, что хоть какую-то процедуру проводить да надо. Но даже в этом случае откуда они взяли бланк анкеты, которую нужно было заполнить? Если у них не было фотографа, бланка МВД у них не было бы и подавно. Выходит, они все же обратились к сотрудникам МВД, которых забыли попросить провести предписанные процедуры.

Еще один интересный вопрос — что делал в бункере следователь прокуратуры Цареградский? С первого взгляда вопрос более чем неуместный. Как же иначе, следователь проводил следственные действия. Заполнение анкеты в эти действия уж точно не входит. Это дело работников тюрьмы, а не следователя. В первую очередь следователь должен возбудить уголовное дело и заполнить протокол ареста.

Немного опережу события, но по-другому описать весь этот фарс невозможно: Как нам уже известно, согласно официальной версии, Берия был арестован 26 июня 1953 г., переведен же в гарнизон МВО 27-го. Анкету, как видим, необходимо было заполнить в тот же день, и фотографию сняли бы в тот же день. Выходит, что сотрудник прокуратуры был вовлечен в дело в тот же день и протокол ареста был составлен тогда же. Без вышестоящей инстанции он этого сделать не мог. Но здесь мы стоим перед одной странной проблемой — по факту «злодеяний» Берия уголовное дело возбуждено было лишь 30 июня 1953 г., т. е. на четвертый день после ареста. Этот факт интересен не столько как процессуальное нарушение, сколько как факт, порождающий вышеизложенный вопрос — что все-таки делал Цареградский в первый же день ареста в бункере, если дело было возбуждено лишь 30 июня. Если его командировали заполнить анкету, то даже с этим делом он справился из ряда вон плохо.

Сделаем маленькое резюме по данной версии, приведем только лишь факты: 1) в анкете отсутствует подлинная фотография; 2) вовсе отсутствуют отпечатки пальцев; 3) дело даже не возбуждено; 4) имеем следователя Цареградского, роль которого не вполне понятна.

Первый вопрос, который приходит на ум: а был ли сам арестованный?

Вернемся все же к версии Серго Берии. Он не так уж одинок в данных им «показаниях», и его версию подтверждает академик Бургасов, лицо более чем незаинтересованное, вот что он вспоминает:

«…Что касается так называемого ареста Лаврентия Павловича, а фактически зверского убийства на его квартире в июне 1953 года, как свидетель событий, я должен изложить следующее: однажды в 3 часа дня в отделе появился Серго Берия. Он вошел в кабинет Ванникова и также быстро покинул его с Борисом Львовичем. После обеденного перерыва, который длился с 5 до 7 часов, я зашел к Борису Львовичу, чтобы выяснить необычную ситуацию. Он был мрачен, очень долго смотрел на меня и потом медленно, почти шепотом сообщил, что случилось большое несчастье: на московской квартире расстрелян прямо в своем кабинете Лаврентий Павлович. Борис Львович сказал мне, что после тревожного сообщения Серго о надвигающейся беде он вместе с ним поехал в особняк на Никитскую улицу. За оградой особняка стояли военные машины, а на территории ходили военные. Один из них подошел к приехавшим и сообщил, что полчаса назад из дома вынесли носилки с телом, закрытым плащ-палаткой. Стекла в кабинете Лаврентия Павловича были разбиты. Это действительная история».

Как видим, в отличие от заговорщиков показания Бургасова и Серго Берии полностью сходятся, и это при том, что Бургасову не было никакой необходимости лгать.

Выносить решения в столь запутанном деле я не собираюсь и оставлю за читателем право делать выводы.

Возникает еще один вопрос, насколько необходимо было ликвидировать Берию. Не лучше ли было арестовать и осудить его (здесь же отмечу, что если вопрос его пребывания и порождает споры, ни один из исследователей биографии Берии, кроме, конечно, официоза, не ставит под вопрос тот факт, что на суде Берии не было).

Был Берия виновен или нет — это не играло бы большого значения. Советские суды имели обширную практику вынесения пристрастных решений, тем более что не было бы человека, который оспорил бы данное решение. С приговором согласились бы и члены Президиума, даже если приговор был бы самым радикальным.

Вот тут и возникает вопрос — а согласились бы на это члены Президиума? Были ли они готовы к радикальным действиям? Если да, то кто конкретно?

Еще раз перечислим членов Президиума, от которых зависела судьба Берии — Маленков, Каганович, Хрущев, Первухин, Сабуров, Молотов и Микоян (после смерти Сталина они вновь были восстановлены в Президиуме).

Чтобы ответить на данный вопрос, возвратимся к воспоминаниям и записям членов Президиума.

Главной фигурой Президиума был Маленков, но его оставим на десерт и начнем с Молотова.

В беседах с Чуевым он выказал слишком уж большую забывчивость. Он рассказывает о разыгравшихся событиях так, будто сам даже не участвовал и прочитал о них в далеком детстве, прочитанное же не очень-то его и заинтересовало:

…перед этим была подготовлена работа. Все-таки Хрущев тут был очень активным и хорошим организатором. В его руках была инициатива, он был Секретарем. Как организатор, безусловно, хороший.

Он вызвал меня в ЦК, я пришел. «Насчет Берии хочу поговорить. Нельзя ему доверять».

Я говорю: «Яуж вполне поддерживаю, что его надо снять, исключить из состава Политбюро».

То есть Молотов был согласен, что Берию необходимо снять, исключить из Политбюро, но радикальными эти меры назвать трудно. Спохватившись, Молотов меняет позицию:

«Со мной накануне, дня за два перед заседанием говорил (Хрущев), и с Микояном раньше говорил… И уже перед самым заседанием мы уговорились, что его мало исключить из состава Политбюро, а надо арестовать».

Насколько можно доверять этому воспоминанию? Сперва договорились снять с постов и вдруг ни с того ни с сего прямо перед заседанием решили арестовать его. С какого, интересно, перепугу? Что произошло, как так неожиданно изменилась картина, что Молотов убедился в особой опасности Берии и решил согласиться на его арест? Каков был мотив изменения решения? Спросим у того же Молотова:

«Хрущев как секретарь тогда выполнял обязанности Первого секретаря, но еще не был Первым секретарем, он был организатором всего этого дела. Почему? Он сидел в ЦК. И ему прислали информацию, видимо, такого рода, что что-то Берия готовит».