Борис Стадничук - Сократ: учитель, философ, воин

Широко известна история о том, как один из спартанских царей, Клеомен, желавший доказать, что его соперник не имеет прав на престол, подкупил некоего Кобона, одного из влиятельных граждан Дельф, видимо, специализировавшегося на таких закулисных сделках. В результате Пифия дала нужный ответ. «Демарат – не сын Аристона» – гласил этот древнейший известный нам генетический тест. Подкуп раскрылся, разгорелся скандал, и, чтобы поскорее его замять, Кобона изгнали из Дельф, а Пифию с позором лишили сана.

Поэтому в дальнейшем на вопросы конкретные и требовавшие простого и однозначного ответа – совершить ли тот или иной поступок, затевать ли какое-то дело, объявлять ли войну – ответ давался чрезвычайно запутанный и допускающий множество истолкований, даже в зависимости от интонации, с которой его можно прочесть (вроде знаменитой фразы «казнить нельзя помиловать»). На этот счет в Древней Греции ходило множество анекдотов. Самый известный касается вопроса лидийского царя Крёза (как видим, Аполлона лучшим политконсультантом считали не только греки): стоит ли ему начинать войну с персами? «Начнешь войну, – ответила Пифия, – разрушишь великое царство». Понимай как хочешь. Крез понял так, как ему нравилось, и действительно разрушил великое царство – только не персидское, а собственное. И наоборот, если вопрос касался предметов умозрительных, отвлеченных, то ответ чаще был однозначным, но непроверяемым.

И вот, выступая перед судом, Сократ неожиданно вспомнил, как один из его горячих поклонников, некий Херефонт, спросил у Пифии: есть ли кто на свете мудрее Сократа? Последовал ответ: в мудрости никто не сравнится с Сократом. Нетрудно заметить, что, отвечая так, Пифия или записавшие ее ответ жрецы абсолютно ничем не рисковали. Во-первых, термин «мудрость» можно трактовать как угодно. Что это – ум, знания, жизненный опыт, умудренность в каком-то деле, умение принимать верные решения, талант? Во-вторых, что бы мы ни называли мудростью, – где он, ее критерий? Как ее взвесить, как сравнить мудрость одного человека с мудростью другого? И как проверить, корректно ли сравнение? В-третьих, любопытно, что Херефонт не рискнул спросить Пифию – кто мудрейший человек на свете? Мало ли: вдруг назовет какого-нибудь вымышленного персидского мага, якобы живущего на другом конце земли. Фактически он подсказал ей тот ответ, который хотел услышать, заранее назвав имя мудрейшего. Наверняка Сократ, от которого все эти маленькие хитрости ускользнуть не могли и который сам всю жизнь только тем и занимался, что учил других правильно ставить вопросы и добиваться вменяемых ответов, только посмеялся, когда услышал об этой попытке Херефонта устами Пифии устроить дополнительную рекламу своему Учителю. Однако на суде он вдруг припомнил эту историю, чем вряд ли вызвал к себе симпатии присяжных. Ведь, по сути, он, во-первых, в лицо заявил им, что намного их всех умнее, а во-вторых, на корню пресек любые возражения и сомнения: ведь так, устами Пифии, сказал бог Аполлон. А кто в этом усомнится – тот и есть безбожник! И его-то и надо судить за богохульство и развращение юношества, а вовсе не Сократа!

Вообще говоря, всерьез Сократ отнесся только к второстепенному обвинению в том, что брал со своих учеников деньги. Хотя никто не приговорил бы его к смерти или даже к штрафу за то, чем занимались многие его современники, в том числе и кое-кто из судей. Как мы уже отмечали, не исключено, что дело обстояло не совсем так, как стараются представить Сократ и его преданные ученики. Возможно, карикатурная «мыслильня» – не только плод воображения Аристофана. Да и вообще, что дурного в том, чтобы брать деньги за свою работу? Но Сократ почему-то особенно враждебно отнесся именно к этому вроде бы второстепенному обвинению. Возможно, ему хотелось доказать, что, в отличие от шарлатанов-софистов, он занимался с учениками вовсе не ради денег или, во всяком случае, не только ради них. Сократа обижало, что его судьи не видят разницы между ним и теми, кто учит побеждать в спорах независимо от того, на их ли стороне правда. А он – не важно, за деньги или бесплатно – учил молодежь искать истину. Как-то он сказал собеседнику, восхищенно воскликнувшему, что спорить с Сократом невозможно: «Нет, милый мой Агафон, ты не в силах спорить с истиной, а спорить с Сократом – дело нехитрое» [21].

Зато как от чего-то совершенно несерьезного Сократ отмахивается от предложения признать свою вину и удалиться в изгнание. «Сильно бы, однако, должен был я трусить, если бы растерялся настолько, что не мог бы сообразить вот чего: вы, собственные мои сограждане, не были в состоянии вынести мое присутствие и слова мои оказались для вас слишком тяжелыми и невыносимыми, так что вы ищете теперь, как бы от них отделаться; ну а другие легко их вынесут?» [22]

Сократ как будто нарочно дразнит судей. «Если вы меня убьете, то вам нелегко будет найти еще такого человека, который, смешно сказать, приставлен к городу как овод к лошади, большой и благородной, но обленившейся от тучности и нуждающейся в том, чтобы ее подгоняли. В самом деле, мне кажется, что бог послал меня городу как такого, который целый день, не переставая, всюду садится и каждого из вас будит, уговаривает, упрекает. Другого такого вам нелегко будет найти, о мужи, а меня вы можете сохранить, если вы мне поверите. Но очень может статься, что вы, как люди, которых будят во время сна, ударите меня и с легкостью убьете, послушавшись Анита, и тогда всю остальную вашу жизнь проведете во сне, если только бог, жалея вас, не пошлет вам еще кого-нибудь» [23].

То есть он мало того что не проявляет ни малейшего желания раскаяться, но еще и требует благодарности за то, что столько лет досаждал согражданам, как овод лошади. А на предложение выбрать наказание он заявляет, что на месте судей назначил бы себе не наказание, а награду: бесплатный, за счет государства, обед. В Афинах действительно существовала такая мера поощрения для особо отличившихся сограждан – некий аналог современной персональной пенсии. Попробуйте представить, что в современном суде эту персональную пенсию в последнем слове потребует обвиняемый. А просить о снисхождении ему Демон не велел. Ну, так мы покажем, каково это: слушаться такого глупого Демона!

В общем, присяжные, решив (не без оснований), что Сократ над ними просто издевается, в конце концов приговорили его к смерти.

Авторы последующих эпох в основном изображали и обвинителей Сократа, и афинский суд в слишком уж черном свете. Во-первых, как мы видели, афинским гражданам было в чем упрекнуть Сократа. Перед историей, философской истиной прав был, конечно, он, но ведь большинство людей живут не в истории, а сегодняшним днем и благополучие именно в нем ценят превыше всего. Афиняне не были исключением. Они напрямую связывали свое недавнее благополучие с системой полисного государства, полисным патриотизмом, верой в простых и понятных языческих богов. Как раз с тем, что разрушили Сократ и его ученики. А поскольку вместе с этими представлениями рухнули афинское могущество и процветание, горожане, большинство которых учились мудрости не у Сократа, а у софистов, путая причины со следствиями и составляя ложные посылки, приходили к выводу, что Сократ (если не прямо, то косвенно – как «развратитель молодежи») и повинен в нынешних несчастьях.