Арман Жан дю Плесси Ришелье - Мемуары «Красного герцога»

Но после смерти Короля ситуация усугубилась: Королева получила власть, и дерзость маршала стала невероятной – он захотел, чтобы все общество считало, будто управление государством полностью зависит от его воли.

Королева, знавшая за ним этот грех, тем не менее не стала отдалять от себя маршала, то ли желая сохранить репутацию беспристрастной хозяйки своих слуг, то ли из уважения к жене маршала, с которой они вместе выросли. Однако это не мешало Королеве порой обрывать маршала на полуслове, выставляя его перед всеми в неприглядном виде, когда его просьбы не отвечали заботам о благе государства.

И впрямь он был настолько неучтив и необходителен, что высказывал Королеве все мысли, что только приходили ему в голову, не заботясь о том, чтобы сперва обдумать их хорошенько. Так же поступал он и в отношении просьб своих друзей, не утруждая ум размышлениями, обычными для людей осторожных.

Однако поступай он иначе, что порой случалось, когда в дело вступала его более хитрая жена, Королева все равно не могла следовать его советам, поскольку отдавала предпочтение другим, выбранным ею в качестве своих помощников.

Командор де Сийери признался мне, что несколько раз получал от Королевы указание предупредить придворных о том, что не следует доверять тому, что скажет маршал по поводу государственных дел, и что она даст знать о своей воле через министров; однако г-н де Вильруа препятствовал ей и ее брату из ревности, предпочитая разделить власть с иностранцем, нежели с родными.

Желание внушить окружающим мысль о своей незаменимости ничуть не препятствовало росту благосостояния маршала д’Анкра, но вызывало зависть и ненависть всех вельмож, рассматривавших его в качестве человека, занявшего место, по праву принадлежащее им.

Если с его помощью они и добивались некоторого расположения и милостей Королевы, это отнюдь не возвышало его в их глазах, поскольку они считали, что вред от него гораздо больший, нежели польза. Обида глубже оседает в сердце человека, чем благодарность, человек по природе своей более склонен к отмщению, чем к признательности, ведь во втором случае он доставляет удовольствие другому, а в первом – самому себе.

Если маршал делал что-либо ради людей меньшего достоинства, чем он сам, то полагали, что он мог и лучше постараться для них, и не испытывали по отношению к нему благодарности; а те, кто не обретал желаемого – таких немало при дворе, где аппетиты особенно сильны, – видели причину отказа в нем и ненавидели его.

Миньё обратился к маршалу с просьбой помочь получить бенефиции для своих детей, маршал сделал все, что мог, но то, о чем просил Миньё, оказалось уже розданным или же предназначалось другим. Миньё так и умер, уверенный, что маршал ничем ему не помог.

Или вот другой случай: несколько лет подряд он ходатайствовал за маркиза д’Аневаля, чтобы последнего назначили первым оруженосцем Короля, маркиз был уверен, что маршал в состоянии это сделать, однако так ничего и не получил: Королева отдала должность Лозьеру; узнав об этом, маршал впал в сильнейшее отчаяние, говоря родственникам, что Королева уничтожила его, ибо д’Аневаль не поверит, что он не смог выполнить его просьбу.

Также он добивался назначения первым метрдотелем царствующей Королевы г-на д’Окенкура; когда Королева отправилась в Испанию для совершения браков, маршал послал Барбена умолять ее выполнить его просьбу, но она отвечала, что должность обещана маркизу де Руйаку, за которого просит герцог д’Эпернон, коему она не может отказать, так как он обеспечивает охрану Короля в этом путешествии.

Барбен продолжал ей докучать, и она дала согласие, хотя и разгневалась. Частенько маршалу мешала достичь желаемого его собственная жена, она говорила, что делает это, дабы смирить его гордыню, коей у него было в избытке, и воспрепятствовать тому, чтобы он стал презирать ее; но он не желал, чтобы окружающие поняли, что его могущество зависит от других.

Вместо того чтобы, следуя примеру умных людей, избегать зависти окружающих, довольствуясь умеренной властью либо скрывая свои возможности, маршал хотел властвовать над всеми и заставить окружающих поверить в то, что в его силах даже невозможное, даже такое, на что никто не отваживается из страха быть наказанным.

Маршал был человеком рассудительным, однако дерзким в своих поступках, стремящимся во что бы то ни стало добиться своего, порой не имея на то достаточных средств, и получить результат, не останавливаясь на полпути.

Он отличался подозрительностью, нрав имел легкий и изменчивый, думая, что неприятен окружающим, поскольку является чужестранцем: тут он судил о других по себе – будучи человеком амбициозным, он терпеть не мог мысли, что обязан кому бы то ни было, и полагал, что стоит ему сделать что-нибудь важное для любого из своих друзей, как тот начинает способствовать его падению, чтобы не быть ему ничем обязанным.

По его мнению, его положение было таково, что обращать на чье-то недовольство внимание было ниже его достоинства, при этом он сам не скрывал своих предпочтений и настроений, так что терял преданных ему людей, а это было причиной многих его бед; поскольку дворы полны льстецов и человек с положением не останется там в одиночестве, он был окружен многими, дававшими ему поводы ненавидеть своих друзей.

Но еще большим злом была его подозрительность: думая, что он никем не любим, он пожелал править посредством устрашения – весьма заурядный прием в стране, так ненавидящей раболепство; и то, что он опирался на него, выстраивая свою судьбу, явилось причиной его падения; он пытался упрочить свою власть за счет того, что на деле разрушало ее.

Можно утверждать, что все его устремления были направлены на благо государства и службу Государю, как и обеспечение своей семьи, однако любые его проекты, даже неплохие, дурно исполнялись, и, хотя его неосторожность и была его единственным преступлением, те, кто не были осведомлены о его намерениях, сомневались в его могуществе.

Ни одному государю не понравится видеть возле себя всесильного правителя, который не был бы обязан этим ему и вел себя независимо, – это в гораздо меньшей степени верно, если государь молод, то есть пребывает в том возрасте, когда слабость и отсутствие опыта в делах сказываются, и весьма серьезно.

В самом деле, как было бы хорошо, чтобы маршал умерил свои аппетиты, и не столько в своих собственных интересах, сколько в интересах своей госпожи – поистине: будь он менее амбициозен, она была бы более счастливой.

Однако Господь пожелал, чтобы та, которая никак не была замешана в его грехах, разделила его немилость, в которую он впал: так добродетель, словно солнце, подвержена затмениям. Однако не будь она страстотерпицею, не быть бы ей такой величественной – подобно тому как есть добродетели, которые могут засиять лишь в великом, есть и такие, что могут обнаружиться лишь в малом и ничтожном.