Найджел Клифф - В поисках христиан и пряностей

В частных разговорах Мануэл был вовсе не в таком восторге от новой политики, как заявлял публично. Он прекрасно сознавал, какую утечку мозгов вызовет массовый исход, и никак не намеревался отпускать большинство своих еврейских подданных. Тем, кто предпочел изгнание, разрешалось купить место только на кораблях, назначенных королем; когда они прибывали в порт, их встречали священники и солдаты, которые старались – уговорами или угрозами – заставить креститься как можно большее число беженцев. В сентябре 1497 года большинство оставшихся согнали, привезли в Лиссабон и крестили насильно; уперлись не больше сорока человек. Мануэл объявил, что все новообращенные евреи и их потомки отныне будут называться «новыми христианами», и объявил продолжительный период амнистии, во время которого не дозволялось никаких расследований относительно того, как они исповедуют свою новую веру. Пожелания свойственников он исполнил до последней буквы, при этом полностью отбросив их дух, но эти ухищрения были порождены не веротерпимостью, а прагматизмом. Тем, кто протестовал, что насильственное обращение хуже изгнания, даже хуже смерти, он отвечал, мол, все это экзальтация, ведь тысячи душ были спасены от вечного проклятия и приведены к истинной вере. Мануэл запалил длинный фитиль, и костры религиозного очищения со временем вспыхнут и в Португалии тоже.

Без подсказки католических монархов Мануэл одновременно изгнал из своих владений мусульман. Напоминания об исламском прошлом Португалии были повсюду, включая кварталы под самыми стенами лиссабонского королевского замка Святого Георгия. Вниз с холма спускался лабиринт улочек, соединенных мощеными лестницами и пересекающихся на крошечных площадях с журчащими фонтанами; тут и там щели в глинобитых стенах позволяли заглянуть во дворики, засаженные ароматными апельсиновыми деревьями [282]. Теперь остались лишь немногие мусульмане, да и те были загнаны в дальние переулки, где с них брали огромные налоги. Также их не допускали до занятия коммерцией и заставляли носить на тюрбанах символ полумесяца. В остальном они экономически не пострадали, и в отличие от евреев им позволяли уезжать. За несколько лет до того, как испанцы завершили свой обряд очищения, Мануэл разорвал последние нити конвивенсии [283]и объявил Португалию чисто христианской страной.

Советники короля не возражали против его новой внутренней политики, гораздо больше их тревожили все более грандиозные планы короля о переустройстве мира. Многие воспользовались смертью Жуана Тирана, чтобы дать волю давним опасениям относительно безрассудства попыток достичь Индии. Они указывали, что перспективы плаваний сомнительны, а опасности велики и непреложны. Даже если чудо позволит португальцам преодолеть бурные моря и попасть в то огромное и загадочное место, кто знает, какие опасности подстерегают их там? Как они могут надеяться покорить Индию, если даже удержать Сеуту оказалось так трудно? И еще хуже, что если любое наступление на Востоке наживет им врагов среди много более богатых держав, не в последнюю очередь Египта и Венеции, и тогда под угрозой окажется уже родина?

Советы пропадали втуне. Мануэл унаследовал священный долг и твердо решил снискать себе славу. Господь, отвечал он критикам, когда не сумел уговорить их рациональными доводами, позаботится о его королевстве, а он, Мануэл, передает все в Его руки.

Веру молодого короля в то, что заморские экспедиции Португалии направляет Божий промысел, разделяли многие его подданные. Это происходило из убеждения, что Португалия, страна, родившаяся из крестовых походов, обязана продолжать борьбу с исламом до края света. Мануэл пошел даже дальше. Приближался год 1500-й, и в результате падения Константинополя на горизонте маячили призраки скорого апокалипсиса. Под воздействием благочестивой супруги у Мануэла быстро развивались мессианские настроения. Он уверовал, что сам Святой Дух вдохновил его приблизить новую эру всемирного христианства. Армада, которую он собирался послать на Восток, должна была проложить путь главной цели новой внешней политики Мануэла: Последнему крестовому походу за возвращение Иерусалима, великому событию, за которым, как предсказывало Писание, Последние дни мира последуют как день за ночью.

Когда строительство кораблей близилось к завершению, Мануэл наказал своему доверенному лицу экипировать их со всей возможной поспешностью. Рабочие доков укрепили на каждой палубе по две гребные шлюпки, баркасу и более легкому ялику и заложили в трюмы длинные весла на случай непредвиденных обстоятельств. Трюмы заполнились ящиками с картечью и каменными и чугунными ядрами, запасными парусами и снастями, компасами и лотами, венецианскими песочными часами на 60 минут и всевозможными товарами для торговли. Загрузили и заперли арсенал, заполнив его арбалетами и боевыми топорами, легкими и тяжелыми копьями, абордажными крюками и мечами. Носильщики доставили на борт бочки с вином, маслом и уксусом, с сухарями [284], солониной, соленой рыбой и сушеными фруктами. Согласно планам, команде полагалось пробыть вдали от дома три года, но точно никто не знал, насколько затянется плавание.

Флотилию дополнили еще два судна. Быстроходная пятидесятитонная каравелла «Берриу» была приобретена у лоцмана Бериуша. И по личному приказу короля у некоего лиссабонского судовладельца был куплен грузовой двухсоттонный корабль.

Когда армада была почти готова, ее командор взялся подбирать людей на командные посты в экипажах.

Но это был не Бартоломео Диаш. Не в том дело, что Диаш сдался на требования мятежной команды в тот самый момент, когда вот-вот отплыл бы в Индию. Диаш был профессиональным мореходом, и его задачей было открывать и наносить на карту новые земли. Глава будущей экспедиции не только должен был обладать знанием моря, от него требовалось быть дипломатом и, если понадобится, военачальником. Его миссией было не просто достичь Индии: оказавшись там, он должен был выработать условия и заключить союзы, которые вытеснили бы ислам и укрепили бы позиции Португалии как восточной сверхдержавы – до того как там объявятся испанцы. Ему понадобится вдохновлять, улещивать и угрожать, а если словесные доводы откажут, убедить под дулами пушек. Коротко говоря, тут требовался капитан, который мог бы командовать матросами, посол, способный вести беседу с королями, и крестоносец, достойный нести знамя Христа.

Задача была не из простых, а подходящих кандидатур не много. Португалия еще оставалась примитивной страной, в которой главенствующую роль играли церковь и военная знать. Священнослужители здесь плодились во множестве, а уровень обучения в недавно открытом Лиссабонском университете был так низок, что один за другим папы запрещали преподавать там теологию. Один польский путешественник, приехавший в Португалию в 1488 году, писал о том, сколь дурное впечатление она на него произвела. Португальские мужчины всех сословий, сообщал он, «неотесанны, бедны, лишены хороших манер и невежественны, сколь бы ни притязали они на учтивость. Они напоминают англичан, которые никогда не признают, что найдется страна им равная… они безобразны и черны, почти как негры. Что до их женщин, то немногие из них красивы; почти все походят на мужчин, хотя обычно у них красивые черные глаза» [285]. По крайней мере, добавлял он, португальцы менее жестоки и бесчувственны, более верны и более трезвы, нежели англичане.