Даниил Коцюбинский - Распутин. Жизнь. Смерть. Тайна

9 февраля 1916 года Николай в первый и последний раз в жизни переступил порог Государственной думы. Депутаты были до такой степени тронуты высочайшим вниманием, что вплоть до осени 1916 года вели себя относительно спокойно. Хвостов в итоге остался без потенциальной поддержки со стороны думцев, и его смещение не вызвало того шквала возмущения, который в противном случае был бы неизбежен.

В начале 1916 года обер-прокурором Синода вместо близкого к Хвостову А. Волжина, оказавшегося к тому же излишне строптивым, был назначен Николай Раев – экс-директор Высших женских курсов.

Царь вернулся из Ставки в Петроград 18 февраля, однако на увольнение А. Н. Хвостова решился лишь 27-го числа. В этот день Николай позвал Распутина причащаться и говеть, с горечью рассказывал впоследствии А. Н. Хвостов, «и в день причастия обнял его и сказал: „Мы никогда с тобой не расстанемся»… и вынул бумажку – мою отставку“ 237. К слову, царский Дневник в этот день о встрече с Григорием не упоминает, хотя и начинается с сообщения о том, что Николай и члены его семьи утром «сподобились причаститься Святых Христовых Тайн» 238. Если Хвостов не выдумал рассказанный им эпизод, это свидетельствует о том, что в этот период, как и в начале знакомства, Николай письменно фиксировал не все свои встречи со «старцем».

Колебания царя, продолжавшиеся несколько дней, были вполне объяснимы. Отставка ультрамонархиста только за то, что он осмелился противостоять «старцу», пусть даже в столь своеобразной форме, как организация заказного убийства, не могла не вызвать в обществе очередную волну раздражения, силу которой заранее предугадать было невозможно.

Хвостов, правда, падать духом не собирался и, удаляясь с поста руководителя МВД, по слухам, прихватил – в качестве «выходного пособия» – миллион казенных рублей…

Одолевший Хвостова Распутин стал еще активнее вмешиваться в политику, слать бесконечные записки министрам, банкирам, различным влиятельным лицам, контролировать назначения, повышения, помилования, отсрочки, освобождения, субсидии.

Продолжала усиливаться хотя и не абсолютная, но все же очень сильная зависимость от него императрицы. 26 апреля 1916 года Александра Федоровна шокировала высшее общество тем, что решила причаститься вместе с Распутиным в Федоровском соборе. Как считает Морис Палеолог, именно в этот период царица окончательно уверилась в том, что «ей выпала миссия спасти Православную Русь и что ей для успеха в этом необходимы указания и покровительство Распутина… 239».

Избавившись от угрозы со стороны Хвостова, Распутин, однако, не почувствовал, да и не мог почувствовать себя в безопасности: «Я еще раз… вытолкал смерть… Но она придет снова… Как голодная девка пристает…» 240

В течение весны—лета 1916 года Григорий, как бы предчувствуя неладное, стремится покинуть столицу и несколько раз выезжает в Покровское, но каждый раз императрица вызывает его обратно.

В столице тем временем, как вспоминал позднее учитель царских детей Пьер Жильяр, все видели в Распутине «пагубного советчика при дворе, на него возлагали ответственность за все бедствия, от которых страдала страна. Его обвиняли во всех пороках и всяческих излишествах, из него делали чудовищное и отвратительное, почти сказочное существо, способное на все низости и мерзости. Для многих он был порождением дьявола, Антихристом, пришествие которого должно было положить начало самым страшным бедствиям» 241. Прощаясь 3 августа с персоналом МИД, отправленный в отставку С. Д. Сазонов желчно резюмировал: «Император царствует, но управляет императрица… Под указку Распутина» 242.

«Вместе с чувством неуважения к особе государыни императрицы Александры Федоровны, – указывалось в это же время в одном из докладов Департамента полиции, – необходимо еще отметить и распространение в массе чувства озлобления в отношении ее как немки. Государыню императрицу и даже в интеллигентных кругах считают вдохновительницей и руководительницей кампании в пользу сепаратного мира с Германией» 243.

«Страна ждала своего избавления и страстно желала, чтобы кто-нибудь освободил ее от человека, которого она считала злым гением России» 244.

К осени 1916 года сформировалась новая команда «старца», состоящая из премьер-министра Б. В. Штюрмера, начальника его канцелярии, многолетнего агента Департамента полиции и политического проходимца И. Ф. Манасевича-Мануйлова, давнего распутинского конфидента П. А. Бадмаева. 6 сентября 1916 года к этой группе присоединился последний глава царского МВД А. Д. Протопопов – давний пациент Бадмаева (лечился от прогрессивного паралича), до назначения на должность занимавший пост товарища председателя Государственной думы. Этот человек искренне стремился к тому, чтобы спасти Григория от гибели, но так и не сумел это сделать…

История заговора против Григория Распутина и его убийства по сей день выглядит мутноватой. Не до конца понятен истинный мотив главного убийцы – Феликса Юсупова. Не вполне ясно также, кто явился главным инициатором этого криминального действа. Невозможно, таким образом, более или менее однозначно ответить и на вопрос о том, каким образом заговорщикам удалось заманить в смертельную ловушку человека, тончайшая интуиция которого до той поры не знала осечек.

Основная версия трагедии, разыгравшейся в ночь с 16 на 17 декабря в фамильном дворце Юсуповых на Мойке, 94, изложена в мемуарах двух непосредственных участников покушения: князя Ф. Ф. Юсупова-младшего (на протяжении жизни автор частично корректировал свои воспоминания) и крайне правого депутата Государственной думы В. М. Пуришкевича. Несмотря на то что оба этих источника, согласно мнению большинства историков, в полной мере достоверными считаться не могут, они по сей день остаются той фактологической базой, которую не может обойти ни одно исследование, посвященное изучению истории гибели Григория Распутина.

Самостоятельное источниковое значение имеют также «Записки» великого князя Николая Михайловича Романова, находившегося в тот период в тесном контакте с Юсуповым-младшим, еще одним сообщником – великим князем Дмитрием Павловичем (а также и В. М. Пуришкевичем) – и черпавшего сведения, касающиеся обстоятельств убийства «старца», из первых рук.

Все три упомянутых источника фактически признают, что авторский патент на организацию покушения принадлежит Феликсу Юсупову.

В опубликованном отрывке из «Дневника» В. М. Пуришкевича содержится следующая запись от 21 ноября 1916 года, сделанная спустя два дня после того, как Владимир Митрофанович выступил в Государственной думе с яркой антираспутинской речью: