Владимир Муравьев - Московские легенды. По заветной дороге российской истории

В конце 1870-х годов внешний облик Грачевки уже был не таков, каким его описывал Воронов, ее улицы и переулки приобрели вид обычных московских улиц и переулков. Известный рассказ А. П. Чехова «Припадок», действие которого происходит в этом районе, построен на трагическом противопоставлении «приличного» внешнего вида переулка — «как и на других улицах» — и тем, что скрывается за этим «приличным видом».

«Приятели с Трубной площади повернули на Грачевку и скоро вошли в переулок, о котором Васильев знал только понаслышке. Увидев два ряда домов с ярко освещенными окнами и настежь открытыми дверями, услышав веселые звуки роялей и скрипок — звуки, которые вылетали из всех дверей и мешались в странную путаницу, похожую на то, как будто где-то в потемках, над крышами, настраивался невидимый оркестр, Васильев удивился и сказал:

— Как много домов!

— Это что! — сказал медик. — В Лондоне в десять раз больше. Там около ста тысяч таких женщин.

Извозчики сидели на козлах так же покойно и равнодушно, как и во всех переулках; по тротуарам шли такие же прохожие, как и на других улицах. Никто не торопился, никто не прятал в воротник своего лица, никто не покачивал укоризненно головой… И в этом равнодушии, в звуковой путанице роялей и скрипок, в ярких окнах, в настежь открытых дверях чувствовалось что-то очень откровенное, наглое, удалое и размашистое. Должно быть, во время оно на рабовладельческих рынках было так же весело и шумно и лица, и походка людей выражали такое же равнодушие…»

В 1880-е–1890-е годы меняется состав домовладельцев и населения Грачевки. Закрываются дома терпимости и притоны, одни дома перестраиваются, на месте других строятся новые.

Путеводитель 1884 года отметил эти изменения:

«Сретенская часть, не особенно удаленная от центра города, носит на себе особенную физиономию. Это вечно грязный, хотя вовсе не бедный, постоянно копошащийся уголок Москвы. Торговля здесь преимущественно мебелью и предметами первой необходимости. Тут же и мастерские. Обитает здесь в особенности зажиточное мещанство… Гостиниц и меблированных комнат здесь чрезвычайно мало, но зато обилие всяких трактиров и кабаков средней и низшей пробы с органами и развеселыми девицами».

Еще можно отметить любопытную деталь: автор путеводителя специально подчеркивает, что Сретенская часть утратила общемосковское значение (а в чем оно выражалось, читателю было известно), и теперь это обычная торговая улица, хотя и имеет некоторую особенность. «Приезжему, — сообщает он, — собственно, здесь делать нечего, но если с целью купить что-нибудь недорого вы уже забрели сюда, то прижмите покрепче карман».

Соседство Грачевки традиционно отрицательно воздействовало на репутацию Сретенки, и, несмотря на произошедшие изменения, владельцы новых доходных домов жаловались, что жильцы часто отказываются от квартиры, говоря: «Как я могу сказать приличным знакомым, особенно дамам, что живу на Грачевке или в Колосовом переулке? Ведь со стыда сгоришь». Домовладельцы обратились в Городскую думу с просьбой сменить названия переулков. В Думе пошли им навстречу, и в 1907 году переулкам вернули названия, которые они носили в XVII–XVIII веках, до водворения в них публичных домов. Соболев переулок опять стал Большим Головиным, Колосов — Большим Сухаревским, Пильников — Печатниковым, Сумников — Пушкаревым, а Грачевка-Драчевка — Трубной улицей.

Но сами публичные дома совсем из района не ушли, поскольку существовали на законном основании. На очередное требование ряда домовладельцев Сретенки закрыть их из Городской управы в 1905 году они получили такой ответ: «Дома терпимости в районе Сретенской части существуют уже долгие годы, к ним приспособились как местные домовладельцы, так и обыватели». Несколько домов терпимости в районе просуществовали до самой революции и были закрыты лишь после нее. Их конец описан в воспоминаниях современника.

Сретенка. Дома № 4 и 6. В первом был открыт в 1907 г. кинотеатр, во втором помещалось Московское художественное училище памяти 1905 года. Современная фотография

«В детстве, — пишет рассказчик (имя свое он просил не называть), — я жил с бабушкой в одном из этих домов. Тогда весь переулок представлял собой классический коммунальный „Шанхай“: старые облупленные здания, малюсенькие комнатки, один туалет на этаже, ванных и душа в принципе нет. О том, что до революции в этих домах находились бордели, я слышал от многих пожилых жильцов. Такие же рассказы шли о доме, что в двух шагах отсюда, в Большом Сухаревском переулке (№ 6). Это вообще легендарное здание. Мы называли его „пролетарским“ домом. Сейчас он многоэтажный, а до 1917 года у него было всего два этажа и красный фонарь над входом. После Октябрьской революции здесь поселились комсомольцы-активисты и революционные рабочие, которые расписали все стены в подъездах лозунгами типа „Вся власть Советам!“, „Да здравствует мировая революция!“, „Долой дома терпимости!“. Эти лозунги сохранялись аж до 80-х годов, пока здание в конце концов не передали молодежному жилищному комбинату. Ребята привели его в порядок и сами же в нем поселились». В. Я. Брюсов прожил первую половину жизни до 1910 года в дедовском доме на Цветном бульваре, причем задний двор их дома выходил на Грачевку. Изменения внешнего вида района происходили у него на глазах, и он описал их в 1909 году в стихотворении «Я знал тебя, Москва». Вот несколько строф из него:

Профессор-литературовед Б. И. Пуришев в своих воспоминаниях, написанных в 1980-е годы, рассказывая о сретенском переулке, где он жил в то же время, когда написал свое стихотворение Брюсов, начинает повествование со ссылок на очерки Гиляровского и лишь затем переходит к собственным впечатлениям: «Впрочем, когда мы с мамой перебрались на новую квартиру, в тех местах положение заметно изменилось. В Большом Сергиевском переулке наряду с ветхими деревянными домиками появились новые благоустроенные (так называемые доходные) многоэтажные дома. Не было нигде красных фонарей над входом в злачные места. Дворники соблюдали порядок на улицах и во дворах».