Натан Рыбак - Переяславская рада

Лопухин говорил:

- Посольский приказ на твою челобитную, по повелению его величества государя нашего Алексея Михайловича, прикажет во всех городах русских торговлю с твоим краем, господин посол, проводить свободно и беспошлинно, а такожде соль и хлеб за рубежи царства, в твою землю, господин посол, пропускать свободно, ибо его величество не может оставить без помощи людей одной веры, братьев наших по вере и крови. К донским казакам своих послов посылать гетман может, но грамоты царской на то не будет, а кто захочет итти ратно в войско гетмана - на то воля вольная... Другие твои челобитья нами еще не обдуманы, и о них речь у нас еще впереди...

Про польского посла Альберта Пражмовского Лопухин и словом не обмолвился. Зачем говорить?..

Силуян Мужиловский возвращался тем же путем в боярский дом за Лубянской площадью, куда определил его на постой посольский приказ.

Думный дьяк Ларион Лопухин прошел в царские палаты. Шел не с красного крыльца, а темными коридорами. У дверей в приемную палату дремал стрелец с алебардой, услыхал шаги, выпрямился. Лопухин поглядел укоризненно, хотел прикрикнуть, не успел, - за спиной послышалась чья-то тяжелая поступь. Оглянулся. Боярин Григорий Пушкин догнал его. Высокий, широкий в плечах, заполнил собой узкий коридор, толкнул сапогом дверь, пропуская Лопухина, пошутил:

- Мир или войну принес?

- Все тебе шутки, боярин, - слабо улыбнулся Лопухин.

В приемной палате, на скамье у стены, сидели князь Семен Прозоровский, окольничий Богдан Хитров, боярин Василий Бутурлин. Пушкин поклонился, кряхтя, потеснил плечами Прозоровского и Хитрова, сел между ними. Князь вопросительно взглянул на Лопухина.

- Ведены мною переговоры двукратно, - сказал Лопухин.

- И что?

- Мыслю, князь, надо челобитную гетмана украинского принять, стрелецким полкам...

- Далеко не видишь, - перебил Хитров. - Ты, дьяк, только и знаешь, что у тебя под носом, в посольском приказе. Если гетмана под высокую руку государя принять, тогда конец миру. Снова война, а давно ли мы от нее избавились... - Хитров раздраженно махнул рукой, добавил: - Вот. Надо время оттянуть... Время...

- Войне все равно быть, - голос Лопухина задрожал. - Долго ли Смоленск и Белую Русь под игом иноземным терпеть будем? Государю терпеть того далее не можно. Да и смерды сами пойдут на помощь казакам.

Князь Прозоровский вмешался:

- И ты дело говоришь, дьяк, и ты, окольничий. Посол польский недаром прискакал за помощью против гетмана украинского. Видишь, когда вспомнили паны Поляновский договор...

- Сейчас самое время у них Смоленск требовать, - заметил Бутурлин.

Лопухин молчал. Как всегда - все говорят, все советуют, а если не так - скажут: дьяк напутал...

Бутурлин продолжал:

- Войне все равно быть, а того, что шляхта на Украине творит, терпеть не можно. Мыслю я, надо посольство гетману послать.

- Посольство послать, выходит, признать его власть, а сие договору с королем польским всуперечь, - сказал Хитров.

- Гетман Хмельницкий царю бьет челом от имени всего народа. Должен ли государь не внять тому? - обратился Бутурлин к Хитрову. И, не дожидаясь его ответа, твердо сказал: - Мыслю инако - не должен. Послов к гетману послать надо, а военную помощь дать ныне возможности нет. О том послу гетманскому сказать. У нас самих что в государстве творится... Отписал муромский воевода Иван Алферов: посадские людишки у него неспокойны, того гляди бунт будет. В Козлове то ж. По Москве темные люди смуту сеют. Казна государева пуста. Войну начинать еще рано, а принять гетмана ныне под высокую руку государеву - это и есть война. Сейчас ее быть не может. Так ли говорю, бояре и дьяки?

Кивали головами: так, так, умен Бутурлин. Хитров недобро смерил его взглядом: может, уже и с гетманским послом насчет себя договорился, уже где-нибудь на Украине и себе именьишко обеспечил. Дальновидный боярин, что и говорить...

- Войну с королем польским ныне начнем, - продолжал Бутурлин, свейское королевство* в спину ударит. Еще рано нам за это браться, рано, не время. А гетману Хмельницкому всяческую помощь оказать должно и послов слать к нему непременно надо. Опять-таки патриарх иерусалимский Паисий сказал...

_______________

* Швеция.

- Ты, Бутурлин, что патриарх толкует, не слушай, - перебил Хитров, патриарху только о вере забота... - Сказал и осекся. Понял: никто не поддержит. Пожав плечами, заключил: - Мне все равно, как хотите, решайте.

- А порешим так, как государь велит, - твердо сказал князь Прозоровский.

- В чем не согласны? - послышался голос в дверях.

Все вскочили. Сам государь стоял на пороге. Кинулись к руке. Приложились по очереди, стали полукругом. Алексей Михайлович прошел в глубь палаты, сел в кресло, оперся локтями о подлокотники. Повел глазом, бояре и дьяки молча стояли, ожидали государева слова. Указал пальцем на скамью под окнами. Тускло блеснул перстень на пальце. Бояре садились, кряхтя, искоса поглядывали на царя. Лопухин не сел, стал ближе к окну. Алексей Михайлович спросил у князя Прозоровского:

- Как порешили, князь?

- Посольство надо слать к гетману Хмельницкому...

- Польскому послу ответ дать двусмысленный надлежит, - вставил Бутурлин.

- Челобитную гетмана читай, - Алексей Михайлович кивнул Лариону Лопухину.

Лопухин откашлялся, переступил с ноги на ногу, надел очки, глухим голосом начал:

- <����Наияснейший, вельможный, православный государь московский и наш великий милостивец и благодетель. Пишем мы твоей царской милости от имени Войска Запорожского и всего народа украинского, что стали мы оружно, сообща, всем народом, против угнетателей веры нашей и воли нашей. Бьем челом тебе, повелитель, государь русский, дабы ты приказал ратным людям своим итти на Смоленск, а мы отсюда наступать начнем и недруга повалим, и будешь ты, государь, нам царем православным. А мы того всем народом желаем, чтобы твоя милость нам православным царем и самодержцем учинилась. А коли войско твоего величества будет вместе с нами, и иноверцы западные под ноги твоего царского величества покорены будут. Просим смиренно твоей помощи, чтобы хлеб и соль дал люду нашему, который через войну в великое убожество впал, и велел войску стрелецкому своему на рубежах не чинить нам препон, в разе виктории сразу не добудем и почнем на землю твоего величества, государь великий, отступать, чтобы шляхта над нами злого надругательства не учинила. А будет твоя милость, послов своих к нам пришлешь, - премного благодарны будем и с ними трактовать станем, и послы милости твоей сами узрят муки народа нашего, а вера у нас общая и благословенная вовеки. Поклон низкий твоему царскому величеству воздаем. Писано в Переяславе, в феврале месяце года 1649 в день восьмый, при всей памяти, в полном разуме. Вашего царского величества наинижайший слуга Богдан Хмельницкий гетман со всем Войском Запорожским>.