А. Владимирский - Саладин. Победитель крестоносцев

Они входили, трепеща, но он принял их с улыбкой и так милостиво, что они успокоились и почувствовали себя непринужденно. А когда они уходили от него, они были готовы идти дальше так, словно ничего не случилось».

Это опять-таки святочный рассказ, почти как в анекдоте про Ленина: «Ведь свободно мог бритвой по горлу полоснуть, но не полоснул! Какой человечный человек!» Просто в данном случае Саладин верно оценил психологическое состояние своей армии, крайне уставшей от войны. Казнь строптивого курдского эмира вряд ли бы погнала в бой тюркскую конницу. Скорее, она могла бы спровоцировать открытый бунт. Поэтому султан решил действовать не кнутом, а пряником, и милостиво угостил эмиров яствами со своего стола, продемонстрировав, что он зла не помнит. Правда, сражение под Яффой армия Саладина все равно проиграла.

А вот еще один пример, приводимый Баха-ад Дином: «Однажды, председательствуя в суде в Святом городе Иерусалиме, я увидел, как в суд вошел красивый старик, которого звали Умар ал-Хилати. Он был купцом и уроженцем Хилата. Этот старик передал мне заверенную претензию и попросил меня ознакомиться с ее содержанием. Я спросил, кто его ответчик, и он ответил: «Мой ответчик — султан; здесь вершится правосудие, и я слышал, что здесь вы не делаете различий между людьми». — «Почему же ты подаешь на него в суд?» — спросил я. Он ответил: «У меня был раб по имени Сонкор ал-Хилати, который до самой смерти оставался моей собственностью. В то время у него были большие денежные суммы, которые все принадлежали мне. Он умер, оставив эти деньги; их забрал султан, а я требую вернуть их мне как мою собственность».

Тогда я спросил его, почему он так долго медлил, прежде чем обратиться в суд, и он ответил: «Права не уменьшаются от того, что их предъявляют с отсрочкой; а это у меня заверенный документ, доказывающий, что тот раб являлся моей собственностью до самой своей смерти». Я взял документ и, прочитав его, увидел, что в нем содержится описание Сонкора ал-Хилати с примечанием, что его хозяин купил его в такой-то день такого-то месяца такого-то года у некоего купца из Арджиша (в Армении); я также выяснил, что этот мамлюк [23] «Мамлюк» в данном случае значит просто «раб», а не военнослужащий тюркской конницы, которым, как полагал истец, в дальнейшем стал Сонкор после бегства от купца. оставался собственностью своего хозяина до такого-то года, а затем бежал от него и что свидетель, указанный в документе, не слышал, чтобы данный человек каким-либо образом перестал быть собственностью его хозяина. Документ был составлен совершенно правильно — все было на месте. Очень удивленный этим делом, я сказал старику: «Не полагается рассматривать обвинение в отсутствие стороны, против которой оно выдвигается; я сообщу султану и дам тебе знать, что он скажет по этому поводу».

Старик удовлетворился моими словами и ушел. В тот же день, оказавшись у султана, я ознакомил его с этим делом. Он подумал, что претензия совершенно абсурдная, и спросил, изучил ли я письменный документ. Я ответил, что его возили в Дамаск и предъявляли местному кади, который официально изучил его и приложил к нему свидетельство о том, что его засвидетельствовали своими подписями различные известные личности. «Прекрасно, — воскликнул он. — Пусть этот человек приходит, и я буду защищаться от его обвинений в соответствии со всеми правилами, установленными законом». Некоторое время спустя, когда мы остались с ним наедине, я рассказал ему, что этот старик постоянно приходил, чтобы поговорить со мной, и что совершенно необходимо назначить слушание по его делу. Он ответил: «Назначь адвоката, который будет моим представителем, а затем собери свидетельские показания; не разворачивай документ до тех пор, пока этот человек не придет сюда». Я сделал все, как он велел, а затем, когда явился истец, султан велел ему подойти ближе и сесть перед ним. Я находился рядом с повелителем. Затем он поднялся с дивана, на котором сидел, и, устроившись рядом со стариком, велел ему изложить суть дела. Соответственно, тот изложил свои претензии так, как это было описано выше, а султан ответил ему следующим образом: «Этот Сонкор был моим мамлюком; он никогда не прекращал быть моей собственностью до того момента, когда я дал ему свободу; он умер, и его наследники получили оставленное им наследство». Тогда старик сказал в ответ: «У меня в руке документ, подтверждающий правоту всего того, о чем я говорю. Соблаговоли развернуть документ и ознакомиться с его содержанием». Я развернул документ и увидел, что он подтверждает все положения жалобы. Султан, взглянув на дату составления документа, ответил: «У меня есть свидетели, которые подтвердят, что в указанное время Сонкор был моей собственностью и находился в Каире; за год до этого я купил его вместе с восемью другими, и он оставался моей собственностью до тех пор, пока я не даровал ему свободу».

Затем он призвал к себе некоторых из своих высших офицеров, подтвердивших, что дело обстояло именно так, как сказал султан, и что указанная им дата была правильной. Истец был загнан в тупик, и я сказал султану: «Мой господин! Этот человек поступил так только лишь для того, чтобы, оказавшись перед тобой, получить милость из твоих рук; и нехорошо будет, если он уйдет разочарованным». — «А! — воскликнул султан. — Это совсем другое дело». Тогда он приказал подарить старику роскошный халат и деньги, сколько именно, я не помню, но достаточные для того, чтобы покрыть его издержки.

Обратите внимание на редкостные и прекрасные качества, проявленные султаном в этом деле, на его снисходительность, его приверженность тому, что предписывается законом, способность смирить гордыню и щедрость, и притом тогда, когда он вполне мог подвергнуть человека наказанию».

В данном случае Саладин просто хотел продемонстрировать образ справедливого правителя, никогда не нарушающего закон. И наказывать старика-купца в данном случае не было никакого смысла, поскольку он на самом деле был добросовестным приобретателем, не знавшим, что его раб ранее уже был собственностью Саладина, а потом, вероятно, был похищен недобросовестными работорговцами. Так что у султана были все основания проявить свою щедрость, а заодно продемонстрировать публике, как он защищает права своих офицеров.

Баха ад-Дин приводит и другие примеры необычайной, по его мнению, щедрости султана: «Он раздавал [управление] целыми провинциями. Когда он взял под свою власть город Амид (Диярбакыр), он подарил его Ибн Кара Арслану, попросившему его об этом. Однажды в Иерусалиме я присутствовал при том, как перед отъездом в Дамаск он принимал великое множество послов и у него в запасе было слишком мало денег, чтобы сделать подарки послам. Я постоянно напоминал ему об этом, пока он в конце концов не продал для государственной казны (бейт ал-мал) одно из своих угодий, чтобы быть в состоянии раздать вырученные деньги в качестве подарков послам. Это было осуществлено с нашей помощью, и в итоге не осталось ни единого дирхама. Он одинаково свободно раздавал подарки и тогда, когда был в стесненных обстоятельствах, и тогда, когда наслаждался изобилием. Его казначеи всегда заботились о том, чтобы утаить от него некоторые денежные суммы на случай непредвиденных обстоятельств; ибо они знали, что стоит ему их увидеть, как он тотчас же потратит их. Однажды я слышал, как в разговоре он сказал по поводу одного из хадисов: «Возможно, в мире есть люди, которые ценят деньги так же, как прах под своими ногами». Он явно говорил о себе. Он всегда отдавал больше того, чем его просили. Я никогда не слышал, чтобы он сказал: «Мы уже ему давали». Он без конца делал подарки; тем, кому он уже делал подарки, он дарил новые, и при этом делал это с таким удовольствием, словно никогда прежде ничего им не дарил. Он всегда проявлял великую щедрость, даря во второй раз больше, чем человек получал от него в первый раз. Об этом было известно настолько хорошо, что люди пытались воспользоваться возможностью выманить у него деньги. Я никогда не слышал, чтобы он говорил: «Я уже несколько раз делал тебе подарки; сколько же раз мне придется давать тебе еще?» Большинство ответов на эти просьбы были написаны под мою диктовку, а иногда и мной собственноручно. Мне часто бывало стыдно за жадность, проявляемую теми, кто обращался к нему с просьбами; однако я всегда, не колеблясь, обращался к султану от их имени, зная, до какой степени он щедр и великодушен. Всякий, кто поступал к нему на службу, получал от него такие дары, что ему никогда не приходилось искать щедрости кого-то другого. Перечислить его дары и описать их разнообразные формы было бы поистине невыполнимой задачей. В разговоре по этому поводу я однажды услышал, как глава дивана заявил: «Мы вели учет количеству коней, подаренных им на одной только равнине Акры, и их число превысило десять тысяч».