Вивиан Грин - Безумные короли. Личная травма и судьба народов

Так как Геркулес был воплощением физической силы, Коммод, с логикой безумца, стал считать, что лучший способ доказать своё единство с богом — это показать своё искусство в публичных играх. «Вдохновлённый мифологическим воображением», он любил укладывать соперников дубинкой Геркулеса. Он оказался сверхрьяным и садистическим исполнителем своей роли, ибо отличался такой неутолимой жаждой кровопролития и убийства, что его действия можно рассматривать только как плод больного ума. Он приказывал приверженцам разнузданного культа Беллоны отрубать себе руки «в стремлении к беспощадности» («studio crudelitatis»). Жрецам Изиды было приказано бить себя в грудь сосновыми шишками, пока по их телам не начинала струиться кровь. Сообщали, что император собственноручно убил человека во время ритуала в честь Митры.

Но настоящую возможность демонстрировать своё Геркулесово мастерство, как и шизоидную натуру, император находил в Римском амфитеатре. Из защищённой ложи он выпускал стрелы в своих жертв, экзотических животных из всех частей империи и даже из-за её пределов: слонов, бегемотов, носорогов и жирафов. На Флавийских играх, которые продолжались четырнадцать дней, он убил сотню львов и устроил охоту на страусов. Страусов убивали стрелами, у которых наконечники были такой формы (как полумесяц), что какое-то мгновение птицы могли идти без головы. Держа в одной руке голову страуса, Коммод подошёл к ложам, где сидели сенаторы, мрачно намекая на их участь, если они не будут его слушать.

Зверей не хватало, чтобы удовлетворить его жажду крови или обеспечить ему возможность показать своё искусство. Он решил, что должен «участвовать в гладиаторских боях с самыми крепкими молодыми людьми». Выведенные на арену, раздетые и готовые к бою, его противники знали, что они не имеют права победить, но, к счастью, оказалось, что императору достаточно было их ранить. Они не вышли из боя невредимыми, но хотя бы избежали худшей участи. Коммод так увлёкся своей новой ролью, что решил переехать из дворца в казармы гладиаторов. Далее он объявил, что отныне сам должен носить имя бывшего героя гладиаторских битв, Сцева. Именно это решение явилось косвенной причиной его падения.

У его безжалостного, садистского правления, сопровождаемого убийствами, террором и сфальсифицированными обвинениями, мог быть только один конец. И всё же сенат, так долго послушный, оказался на редкость бездеятельным, а народу Рима в какой-то степени нравились экстравагантные зрелища, которые император устраивал для его развлечения. И заговор с целью его уничтожения возник в узком внутреннем кругу.

В страхе за свою собственную жизнь его домочадцы во главе с его любовницей Марцией приготовили отравленный напиток. Когда императора начало рвать, атлет Нарцисс его задушил.

Коммод почти наверняка страдал серьёзной формой психоза, шизофренического по характеру, получившего открытое выражение в условиях неограниченных возможностей, обеспеченных императорским титулом.

После смерти Коммода империи на двадцать лет повезло: ею правил сильный, умелый правитель Септимий Север, но за его смертью в 211 г. последовала анархия, пока военачальники сражались друг с другом за императорскую диадему, примером чего является правление двух императоров, и оба они производят впечатление в некоторых отношениях психически неуравновешенных, — это Каракалла и Элагабал.

Сын Септимия Севера, Каракалла, которого так называли из-за любимого военного плаща — короткой туники, кельтского или германского происхождения, — взошёл на престол вместе со своим братом Гетой. Они друг друга ненавидели, и Каракалла решил уничтожить брата. Под предлогом подготовки пути к примирению он заманил Гету в дом их матери, вдовствующей императрицы, где и заколол брата, оправдав своё действие тем, что он предупредил нападение Геты на себя. Ему удалось завоевать поддержку войск щедрыми подачками, которые разорили имперскую казну, и уничтожил всех сторонников своего брата.

Его короткое правление было каталогом катастроф, ибо он был деспотичен по характеру и почти так же психически ненормален, как Коммод. Одержимый жаждой военной славы, он считал себя воплощением Александра Великого, по чьим стопам хотел идти, надев македонский костюм и набрав специальную фалангу македонских воинов, командующие в которой должны были называться именами военачальников Александра. В Илионе он побывал на могиле Ахилла.

Беспокойный и подозрительный, мучимый кошмаром из-за братоубийства, которое совершил, боящийся собственной насильственной смерти, он постоянно спрашивал совета у прорицателей и пророков и избавлялся ото всех, кого считал возможными врагами, не заботясь об основаниях для своих подозрений. Он приказал особо зверски убить большую группу молодых людей в Александрии, потому что ему пришло в голову, что город не оказал ему достаточного поклонения и надсмеялся над ним. Возможно, его дурное настроение и капризы усугублялись тем, что он постоянно был болен, и точная природа его болезни неизвестна; но, пытаясь вылечиться, он посетил гробницы кельтского божества Аполлона Гранна в Баден-Бадене, который тогда назывался Аурелия Аквесис, и Эскулапа в Пергаме. Весной 217 г. он был убит по наущению преторианского префекта Макрина.

Убийство Каракаллы не решило проблем императорской власти, и в попытке Макрина стать императором есть нечто, чему трудно поверить. По профессии юрист, Макрин тщетно пытался укрепить своё положение, но у него были могущественные враги в старой императорской семье Северов, во главе которой стояла вдова императора, Юлия Домна, а после её смерти её сестра, Юлия Меза. Она была энергична и неукротима и целенаправленно заботилась о будущем двух своих внуков (ибо у неё самой были только дочери), — Бассиана и Алексиана.

Бассиан, вскоре ставший известным как Элагабал (Гелиогабал) по имени бога солнца, которому он служил, был изумительный красавец четырнадцати лет, он занимал семейный пост верховного жреца, руководя великолепным храмом в Эмесе, центральным предметом в котором был большой конический чёрный камень, который, согласно легенде, был послан с неба. Красивый верховный жрец, молодой эксгибиционист, не желающий носить римскую или греческую шерсть, он соглашался носить на теле только шёлк и в упоении надевал яркие облачения, полагающиеся ему.

Хотя у Элагабала, вероятно, не было политических амбиций, он послужил средством в стремлении своей бабушки вершить судьбы Римской империи. Она с презрением относилась к Макрину, и, в решимости вернуть дому Севера причитающееся по праву положение, подкупила солдат щедрыми суммами денег и распространила слух, что настоящим отцом Элагабала был не кто другой, как император Каракалла.