Вивиан Грин - Безумные короли. Личная травма и судьба народов

— Сэр, ваша внешность и одежда наводят на мысль о церкви, — сказал король, — вы к ней принадлежите?

— Раньше — да, — ответил Уиллис, — но в последнее время я занимаюсь в основном телом.

— Я об этом весьма сожалею, — заметил король, выказывая некоторое волнение, — вы бросили профессию, которую я всегда любил, и занялись той, которую я не переношу.

Уиллис ответил:

— Сэр, даже наш Спаситель исцелял больных.

— Да, да, — едко заметил король, — но он не брал за это 700 фунтов в год.

Без сомнения, болезнь короля принесла Уиллисам финансовую выгоду. Позже, в 1792 г., доктору Уиллису заплатили высокий гонорар в 10000 фунтов за лечение сумасшедшей португальской королевы Марии I, но это было безуспешно.

И всё же возможно, что Георг III обязан своим выздоровлением, если он вообще кому-нибудь им обязан, больше Уиллисам, чем своим личным врачам. Френсис Уиллис без сомнения был человеком, внушающим робость, с испепеляющим взглядом, который, по слухам, помогал ему справиться со своими пациентами. Он был так же твёрд в своём лечении в королевском хозяйстве, как и с пациентами в своей больнице, даже проверял письма к королю и лично вручал Георгу правительственные документы.

Без сомнения, он подверг короля строгому режиму, включая применение смирительной рубашки и специального ограничительного кресла, которое король жалобно называл своим «коронационным креслом». Временами Уиллис приказывал привязывать своего пациента к кровати. И всё же в некоторых отношениях Уиллис проявил большее понимание того, как надо лечить психических больных, чем другие его современники. Он действительно верил в дисциплину, но это была дисциплина, соединённая с сочувствием. «Когда меня первый раз позвали лечить Георга III, — признавался он позже, — я очень оскорбил королеву своим методом лечения его болезни. Как смерть не делает различий, посещая хижину бедняка и королевский дворец, так и безумие безучастно к своим подданным. По этой причине я лечу одинаково всех людей, которых мне поручают. Следовательно, когда мой милостивый государь становился буйным, я считал своим долгом подвергнуть его той же самой системе сдерживания, какую я бы применил к кому-нибудь из его садовников в Кью; грубо говоря, я надел на него смирительную рубашку». Хотя Георг относился к Уиллису недоброжелательно, он как будто поддавался лечению. «Доктор Уиллис, — замечал Гревилл, — оставался твёрдым и выговаривал ему взволнованным и решительным образом, говоря ему, что он должен сдерживать себя, а иначе он наденет на него смирительный жилет. С этими словами доктор Уиллис вышел из комнаты и вернулся, держа его в руке… король внимательно на него посмотрел и, встревоженный твёрдостью доктора, начал повиноваться. Меня сильно поразила подходящая манера и внушительный стиль авторитетных слов, которых доктор Уиллис придерживался в этом случае».

Хотя Уиллис так и не завоевал доверия короля, прежде всего он был гуманным человеком, который понимал, что безумие, в его представлении, нельзя лечить только слабительными и применением силы. Как только наметились признаки улучшения состояния, он дал королю больше свободы, позволяя ему, например, срезать ногти перочинным ножом или держать свою бритву, пока мистер Папендик его брил, хотя королевские врачи такую свободу осуждали. Они, и особенно Ричард Уоррен, смотрели пессимистически на возможность выздоровления короля, тогда как Уиллисы надеялись, что здоровье может к нему вернуться. Когда король снова заболел в декабре 1810 г., Роберт Уиллис доложил парламентской комиссии, что природа болезни короля даёт шанс на выздоровление:

«Я считаю расстройство короля более тесно связанным с бредом… В бреду ум активно обрабатывает прошлые впечатления… Существует также значительное нарушение в общем состоянии: сильное возбуждение, недостаточный сон, непонимание окружающей обстановки. При безумии на первый взгляд нет или почти нет нарушений в общем состоянии; ум направлен на какую-то воображаемую навязчивую идею… Следовательно, если считать безумие короля и бред двумя точками, я бы расположил расстройство рассудка где-то между ними… Болезнь его величества однозначно больше походит на бред, чем на безумие».

Врачам в 1788 г. нужна была каждая кроха оптимизма, которую они только могли подобрать. Болезнь Георга обострила весьма крупный политический кризис. Так как король был неспособен взять на себя ответственность правления, вынужден был вмешаться его сын, принц Уэльский. «По мере того, как несчастному королю становилось всё хуже, — замечает Фанни Берни, — казалось, общая надежда повсюду отступала; и принц Уэльский принял управление Палатой в свои руки». Но ни принц, ни его брат, герцог Йоркский, которым помогал врач короля Ричард Уоррен, сторонник вигов, не преминули бы использовать ситуацию в своих собственных интересах. Партия вигов видела в болезни короля неожиданную возможность избавиться от Уильяма Питта и его сторонников-тори и получить контроль над правительством.

Принц Уэльский, чьё распутство и расточительность привели его к напряжённым отношениям с отцом, поддержал вигов и их лидера Чарльза Джемса Фокса. Если бы король был лишён власти на какое-то время, возможно до конца своей жизни, нужно было назначать регента, чтобы править вместо него. Вигам было ясно, что подходящим человеком для этого был Георг, принц Уэльский.

Всё, что оставалось делать Уильяму Питту и тори (кроме молитв о выздоровлении короля) — это придерживаться тактики проволочек и попытаться ограничить власть регента, если бы законопроект поступил в Палату Общин. Практически тори помогло отсутствие единства в рядах вигов. Сам принц Уэльский был непостоянным и сомнительным союзником, хотя и необходимым, так как, стань он регентом, он бы распределял повышения и покровительство. Сами виги были разделены на группировки, а Чарльз Джемс Фокс был ненадёжным лидером.

Однако в тот момент казалось, что всё идёт так, как им надо. Они были убеждены, что король не поправится. «Полное и быстрое выздоровление, — уверял лидера вигов лорд Локборо, — кажется мне за пределами всех разумных надежд». Локборо сам выдвинул предложение, которое Фокс должен был поддержать, что принц Уэльский имеет несомненное и законное право быть регентом. Но даже вигам не было вполне ясно, какие полномочия регент должен получить, тогда как тори пытались наверняка ограничить срок регентства. Вопрос стал ещё более неотложным, когда 2 января 1789 г. умер спикер Палаты Общин Корнуолл, так как назначение нового спикера должен был утвердить король или его представитель. 12 февраля законопроект о регентстве, составленный Питтом, был принят Палатой Общин; но к этому времени появились признаки окончания политического кризиса, так как здоровье короля начало медленно восстанавливаться.