Вадим Роговин - Сталинский неонэп (1934—1936 годы)

Таким рассказом стала книга «Возвращение из СССР», за которую коммунистическая и леволиберальная пресса обвинили Жида в клевете на Советский Союз. Тогда писатель обратился к Троцкому, Виктору Сержу и другим деятелям международной левой оппозиции, от которых получил материалы, подтверждающие его выводы и раскрывающие то, о чём он только смутно догадывался. Во второе издание своей книги Жид включил раздел «Поправки к моему „Возвращению из СССР“», в котором писал: «Пришло время для коммунистической партии Франции открыть глаза, чтобы перестали ей лгать. Или, если сказать по-другому, чтобы трудящиеся поняли, что коммунисты их обманывают так же, как их самих обманывает Москва» [808] Там же. С. 131. .

Опровергая бытовавшее среди западных либералов мнение, будто Сталин стал «жертвой бюрократии, созданной сначала для управления, а потом и для угнетения», Жид отмечал: бюрократы, служащие своим собственным интересам, одновременно служат интересам Сталина. «Чем никчемнее эти люди, тем более Сталин может рассчитывать на их рабскую преданность, потому что привилегированное положение им как подарок. Само собой разумеется, что именно они горячо одобряют режим» [809] Там же. С. 127. . Развращённая привилегиями бюрократия не представляет опасности для Сталина, который «боится только тех, кто довольствуется малым, кто честен и неподкупен» [810] Там же. С. 153. .

Главный рычаг политического поведения Сталина Жид видел в объявлении «оппозицией» всякой критики и свободы мысли. «Скоро… в его окружении не останется людей, способных предлагать идеи. Такова особенность деспотизма — тиран приближает к себе не думающих, а раболепствующих» [811] Там же. С. 136—137. .

Наблюдения над социальными контрастами советской жизни привели писателя к выводу, что «советский рабочий превратился в загнанное существо, лишённое человеческих условий существования, затравленное, угнетённое, лишённое права на протест и даже на жалобу, высказанную вслух» [812] Там же. С. 121. . Поэтому Жид решительно отказывался признавать советскую политическую систему диктатурой пролетариата. «Да, конечно, диктатура. Но диктатура одного человека, а не диктатура объединившегося пролетариата, Советов. Важно не обольщаться и признать без обиняков: это вовсе не то, чего хотели. Ещё один шаг, и можно будет даже сказать: это как раз то, чего не хотели» [813] Там же. С. 90—91. .

Политическое бесправие советских людей, как отмечал Жид, прикрывается мимикрийными формами «самокритики», которая, помимо доносительства и критических замечаний по мелочным поводам, сводится к тому, чтобы «постоянно вопрошать себя, что соответствует или не соответствует „линии“. Спорят отнюдь не по поводу самой „линии“. Спорят, чтобы выяснить, насколько такое-то произведение, такой-то поступок, такая-то теория соответствует этой священной „линии“. И горе тому, кто попытался бы от неё отклониться». С этой идеологической системой примиряются не те, кто делали революцию, а те, кто воспользовались её плодами. Такие люди с готовностью повторяют любую статью «Правды», которая «каждое утро им сообщает, что следует знать, о чём думать и чему верить» [814] Там же. С. 78, 79. .

Подобное приспособленчество и покорность Жид связывал с вытеснением коллективизма мещанским индивидуализмом, с «обуржуазиванием, одобряемым и поощряемым сейчас правительством». Восстановление в СССР личной собственности и права наследования он объяснял тем, что Сталин, готовясь к войне, делает ставку не на революционную солидарность трудящихся, а на силы мелкобуржуазного эгоизма. В результате этого «революционное сознание (и даже проще: критический ум) становится неуместным, в нём уже никто не нуждается… Хотят и требуют только одобрения всему, что происходит в СССР». Тех же, в ком ещё бродит революционный дух и кто отваживается на малейший протест и малейшую критику, проклинают и уничтожают. «И не думаю, чтобы в какой-либо другой стране сегодня, хотя бы и в гитлеровской Германии, сознание было бы так несвободно, было бы более угнетено, более запугано (терроризировано), более порабощено» [815] Там же. С. 86—87. .

Подытоживая свои наблюдения, Жид с чувством глубокой горечи и тревоги писал, что при сохранении сталинского режима «вскоре от этого прекрасного героического народа, столь достойного любви, никого более не останется, кроме спекулянтов, палачей и жертв» [816] Там же. С. 121. . Свою книгу он заканчивал трагическим аккордом: «Советский Союз не оправдал наших надежд, не выполнил своих обещаний, хотя и продолжает навязывать нам иллюзии. Более того, он предал все наши надежды. И если мы хотим, чтобы надежды всё же уцелели, нам надо многое пересмотреть. Но мы не отвернём от тебя наши взгляды, славная и мученическая Россия. Если сначала ты была примером, то теперь — увы! — ты показываешь нам, как революция ушла в песок» [817] Там же. С. 138. .

Несмотря на столь трагические выводы, писатель подчёркивал, что даже ошибки одной страны не дают оснований усомниться в справедливости социалистической идеи, «истины, которая служит общечеловеческому, интернациональному делу» [818] Там же. С. 65. .

О том, что позиция Жида разделялась многими его современниками, свидетельствовали отклики на его книгу, включённые во второе её издание. В них подчёркивалась иллюзорность представлений о победе социализма в СССР, прежде всего потому, что вновь возникшее там неравенство увеличивается «с регулярностью накатывающихся друг на друга волн» [819] Там же. С. 158. . Старый революционер М. Мартине, порвавший с французской компартией, писал: «Думаю, вы поймёте теперь, что могли испытывать люди, защищавшие Октябрьскую революцию с первого её часа… отдавшиеся ей безраздельно и увидевшие, как мало-помалу (со времени смерти Ленина) её отвоевывает старый мир» [820] Там же. С. 161. . Бывший немецкий коммунист А. Рудольф, проработавший более трёх лет в СССР, подчёркивал: «В результате тяжких сомнений и мучительной внутренней борьбы я пришёл к тем же самым выводам, что и вы — человек из другой среды и из другой страны… Всё, что происходит в СССР, может дискредитировать саму идею. Эта опасность кажется мне громадной. Громадной потому, что… множество искренних революционеров будет отождествлять СССР с социализмом и сталинскую политику — с социально справедливым строем. И, надо сказать, эта ошибка парализует лучшие силы человеческого прогресса» [821] Там же. С. 159—160. .

Лишь немногие деятели западной культуры отважились на такую решимость, которую проявил Андре Жид в критике сталинизма. И уж совсем небольшая их часть (например, Андре Бретон, Диего Ривера) пошла дальше по этому пути, признав правоту дела IV Интернационала. Большинство же западных интеллигентов воспринимало «троцкистов» как незначительную секту, которая к тому же придерживается «утопической» идеи мировой революции.