Валерий Демин - Русь Летописная

Все это происходило на глазах черноризца Нестора, бывшего всего на три года младше русского Мономаха. В каком возрасте они соприкоснулись впервые, как это случилось и где — теперь вряд ли когда-нибудь станет известно. Да и так ли сие важно? Ясно одно: Нестор прекрасно знал не только внешнюю канву событий, но ее подноготную, легко ориентировался в расстановке сил и интересах различных группировок. Ибо монах, как и вся киево-печерская братия, не являлся сторонним и тем более безучастным наблюдателем, ему было совсем не безразлично, куда заведет Русь безответственная политика князей и их беспрестанные междоусобицы. Как духовно-идеологический центр Древней Руси Киево-Печерский монастырь занимал совершенно четкую государственническую позицию по всем вопросам внешней и внутренней жизни, и именно данная позиция с самого начала оказалась противоречащей по многим пунктам точке зрения Владимира Мономаха.

Подвижники отстаивали свою правоту пером и словом, князь — мечом и кознями. Лет сорок шла позиционная борьба — почти на равных и с переменным успехом. Но придет время, 60-летний Мономах дождется вожделенного часа, займет киевский престол (рис. 107) и отомстит несгибаемой братии. Что там люди: одним десятком казненных, утопленных, задушенных больше или меньше — разве в этом дело? Главное — манускрипты, пергаментные свидетели его неблаговидных дел и предательств, бесстрастные обвинители нескончаемой череды преступлений против братьев, семьи и народа. И Владимир Мономах приказывает печерским монахам выдать ему летописные хартии, засаживает за них доверенное лицо — выдубицкого игумена Сильвестра, и тот под личным контролем князя осуществляет безжалостную обработку Начальной русской летописи. Наиболее крамольные части ее были переделаны до неузнаваемости, выскоблены разоблачительные факты, вырезаны целые главы, концовка, посвященная трем годам перед воцарением Владимира Мономаха, выброшена совсем, на ее месте появилась приписка, сделанная рукой Сильвестра:

Рис. 107. Венчание на царство князя Владимира Мономаха (из иллюстрированной «Истории Государства Российского» Н.М. Карамзина)

«Игумен Силивестр святаго Михаила написах книгы си Летописець, надеяся на Бога милости прияти, при князи Володимире, княжащу ему Кыеве, а мне в то время игуменящю у святаго Михаила в 6624, индикта 9 лета; а иже чтеть книгы сия, то буди ми въ молитвах».

Далее первоначальный (и изуродованный) текст Несторова труда обрывался вообще и начинался другой, подобострастно восхваляющий нового киевского князя. Сюда же чисто механически (без органической увязки с летописным контекстом) вставлены собственноручно написанные великокняжеские «Поучения», что как раз и доказывает: Владимир Мономах лично участвовал в «редакторской работе» Сильвестра и указывал, что надо убрать, а что добавить. Нечто подобное происходило совсем недавно, на глазах, так сказать, некоторых еще живых людей, когда всего через двадцать лет после Октябрьской революции И.В. Сталин задумал переписать историю партии. В результате очень быстро и при непосредственном участии инициатора появился печально знаменитый труд под названием «Краткий курс ВКП(б)», где все было поставлено с ног на голову: переиначены до неузнаваемости основные события и факты, объявлены преступниками и «врагами народа» главные участники революции и вожди партии, воздвигнута целая система псевдооправданий и т. п. Примерно такой же «краткий курс» (только уже — всей русской истории) и вышел из-под пера выдубицкого игумена Сильвестра (кстати, за свое рвение и усердие тот вскоре получил хлебную должность епископа в Переяславле Южном) под неусыпным оком самого заказчика — Владимира Мономаха.

Теперь, разобравшись «кто есть кто», вновь вернемся к самому началу событий, в стольнокиевский княжеский дворец, где провизантийская партия продолжает плести интриги против печерских монахов-подвижников. Более всего коварных греков беспокоил бывший русский митрополит Никон-Иларион: знал все тайные пружины власти и за себя умел постоять. Решено было действовать без излишнего шума, но наверняка. Особенно хорошо срабатывают и изматывают противников в подобных случаях бюрократические придирки — разумеется, если таковые имеются. В истории же Киево-Печерского монастыря их было хоть отбавляй. Прежде всего, выражаясь современным юридическим языком, святое прибежище Антония, Никона-Илариона и Феодосия не было зарегистрировано. Не имея официального решения и разрешения епархиальных греческих властей, пещерный монастырь официально как бы вовсе и не существовал — со всеми вытекающими бюрократическими последствиями.

Взамен на благоприятное решение вопроса клерикальные бюрократы потребовали голову Никона — для начала только удаления его из пещер и вообще из Киева. Скрепя сердце монастырская братия вынуждена была согласиться. Никон бежал аж в Тмутаракань (дальше в те времена ехать было некуда). Но противоречия между русской и провизантийской партиями с сим не исчезли, а лишь изменили форму. Как всегда, сложная политическая ситуация в стране открывала для этого неограниченные возможности. В 1068 году Никон вернулся в Киев, когда над пещерами уже воздвигли первый храмовый комплекс. Но вернулся не по доброй воле князя (и тем более церковных иерархов) — в столице Древней Руси вспыхнуло народное восстание! Конечно, проще всего свалить все на анархическую стихию масс (рис. 108). Но в данном конкретном случае такое стереотипное объяснение вряд ли подходит.

Рис. 108. Восстание в Киеве в 1068 г. и освобождение Всеслава из поруба. Миниатюра Радзивиловской летописи

В «Повести временных лет» все зафиксировано с протокольной точностью:

«В год 6576 (1068). Пришли иноплеменники на Русскую землю, половцев множество. Изяслав же, и Святослав, и Всеволод вышли против них на Альту. И ночью пошли друг на друга. Навел на нас Бог поганых за грехи наши, и побежали русские князья, и победили половцы. <���…> Когда Изяслав со Всеволодом пришли в Киев, а Святослав — в Чернигов, то киевляне прибежали в Киев, и собрали вече на торгу, и послали к князю сказать: „Вот, половцы рассеялись по всей земле, дай, княже, оружие и коней, и мы еще сразимся с ними“. Изяслав же того не послушал. И стали люди роптать на воеводу Коснячка, пошли с веча на гору и пришли на двор Коснячков и, не найдя его, стали у двора Брячиславова и сказали: „Пойдем освободим дружину свою из темницы“. И разделились надвое: половина их пошла к темнице, а половина их пошла по мосту, эти и пришли на княжеский двор. Изяслав в это время на сенях совет держал с дружиной своей, и заспорили с князем те, кто стоял внизу. Когда же князь смотрел из оконца, а дружина стояла возле него, сказал Тукы, брат Чудина, Изяславу: „Видишь, князь, люди расшумелись, пошли, пусть постерегут Всеслава“. И пока он это говорил, другая половина людей пришла от темницы, отворив ее. И сказала дружина князю: „Не к добру это: пошли ко Всеславу, пусть, подозвав его к оконцу, пронзят мечом“. И не послушал того князь. Люди же закричали и пошли к темнице Всеслава. Изяслав же, видя это, побежал со Всеволодом со двора, люди же освободили Всеслава из поруба — в 15-й день сентября — и поставили его среди княжеского двора. Двор же княжий разграбили — бесчисленное множество золота и серебра, и монеты, и меха. Изяслав же бежал в Польшу.