Сергей Кремлёв - 10 мифов о 1941 годе

Впрочем, профессиональный военный историк может по поводу моих филиппик лишь пожать плечами, поскольку знает, что и у нас велась подобная работа, и у нас пленные немецкие генералы получали пачку бумаги и ручку с пером, и у нас составляли вопросники для советского генералитета и велись обширные и серьёзные исторические исследования профессиональными военными — например, со сравнительным анализом уровней боевой устойчивости немецких и советских войск в разные периоды войны.

Но как это всё нашло отражение в полной истории войны?

Где она?

Почему журналист Помогайбо так и не смог прояснить неясные вопросы истории войны, даже побывав в Институте военной истории, и вынужден был сам в этих неясных вопросах разбираться?

Да, написать такую — честную и полную — историю войны сегодня будет особенно непросто, если учитывать ту психологическую атмосферу, которая создана за последние двадцать примерно лет отечественными фальсификаторами новейшей истории Отечества.

Причём что интересно! Никаких ведь супероткрытий эта история содержать не будет. Более того, её схема будет близка к традиционной: СССР войны не хотел, а Гитлер её начал по своему хотению. Гитлеровцы были жестоки и брали в первый период войны нередко нахрапом, а наши войска вели тяжёлые оборонительные бои. А поскольку наше дело было правым, мы победили!

Такова краткая схема… Но как многое в наполнении этой схемы по сей день отсутствует!

Так, честная история войны не может не дать в полный рост И.В. Сталина — полководца № 1 всех времён и всех народов… Полководца № 1 потому, что он руководил всем комплексом действий России в войне № 1 всех времён и всех народов и привёл Россию в этой войне к Победе.

Честная история войны не может не отдать должное и второй после Сталина управленческой фигуре военных лет, заместителю Сталина по ГКО Л.П. Берии…

В этой честной истории войны надо будет признать, что даже самым прославленным, и заслуженно прославленным, представителям нашего послевоенного «маршалитета» и генералитета не нужна была полная правда о том, как начиналась война.

Ранее в этой книге я уже писал, что Сталин после войны великодушно не обнародовал тот факт, что войну преступно проморгал не только Павлов, а чуть ли не всё военное руководство. «После того, как пришла Победа, стоит ли ворошить прошлое?» — скорее всего, решил он. Возможно, он не придавал очень уж важного значения изучению прошлого военного опыта и потому, что такой опыт в ракетно-ядерную эпоху должен был стремительно устаревать и действительно устарел бы, если бы оборонное строительство в СССР и после смерти Сталина и Берии шло бы рационально. Мы ведь не собирались завоёвывать мир силой оружия — как это пытался сделать Наполеон, как пытаются это сделать нынешние олигархи Запада. И поэтому нам достаточно было бы оградить себя Ракетно-ядерным Щитом, что полностью меняло бы все былые понятия о войне и исключало бы эту войну.

Или вот ещё одно обстоятельство, о котором я тоже уже упоминал… Сталин не знал, что после его смерти многие, да почти все его соратники, в том числе и военные, не оборвут Хрущёва тогда, когда он начнёт клеветать на Сталина явным для ближайшего окружения Сталина образом. Сталин не мог предположить, что его маршалы позволят оболгать своего верховного вождя. Но мы-то это сегодня знаем! А зная это, разве можно умолчать об этом в честной, объективной истории войны?

И нельзя в ней будет умолчать о том, о чём предпочёл умолчать сам Сталин, — о том, что он тоже совершил немало полководческих ошибок, потому что не сразу освоил полководческое ремесло, хотя и освоил его быстро и блестяще…

Да, объективная история войны ещё не стала фактом. И моя работа, которая в своей основной части уже завершена, — это не более чем очередной «кирпич» в фундамент той полной истории войны, которая когда-то будет написана.

Пусть он не такой уж и «золотой», но я старался, чтобы он стал добротным «кирпичом» в коллективном «здании» подлинной, настоящей истории Великой Отечественной войны, к постройке которого резуны и солонины не будут иметь никакого отношения.

Впрочем, они обязательно должны попасть туда — но мелким шрифтом , в примечания к ней, потому что полная история войны должна будет сказать также и о наиболее злостных её фальсификаторах.

Как говорится: «Каждому — своё».

Итак, уважаемый читатель, наш разговор о собственно 1941 годе закончен. Однако всесторонний разговор по существу не может быть, на мой взгляд, закончен без, например, ответа автора на резонный читательский вопрос: «Так что же всё-таки произошло в 1941 году? Почему произошло то, что произошло?»

Что ж, я на этот вопрос дам свой ответ, а уж в воле читателя принимать его или не принимать…

В середине 1941 года в России произошло в военной сфере нечто подобное — в системном смысле — тому, что произошло в 1933 году в сельском хозяйстве России.

И в 1933 году, и в 1941 году мы получили, что тут отрицать, катастрофы. При этом обе катастрофы имели одну и ту же системную причину, но эта причина не имела никакой связи с политикой Сталина и большевиков. Обе катастрофы, и 1933, и 1941 года, были обусловлены тяжёлым наследием старой, царской, России, которое досталось новой, большевистской, России без малейшего её желания, но — досталось. Ведь от своей страны и от её истории никуда не уйдёшь — если ты живёшь в своей стране, а не сбегаешь из неё в поисках тёплого местечка на планете.

И особенный драматизм ситуации заключался в том, что в своих наиболее существенных чертах это наследие царизма относилось не к сфере экономики, образования, науки, культуры, общественного развития и т. д. В своих наиболее значимых и отвратительных чертах оно, это проклятое наследие проклятого прошлого, относилось к сфере национального характера русского народа.

И тут надо кое с чем объясниться…

Я уже не раз писал в своих книгах, в том числе и в этой, что в русском народе есть как бы два народа — великий народ, олицетворением которого стали Иван да Марья, и ничтожный народишко Ванек и Манек. И чтобы развить эту мысль, я позволю себе обширную автоцитату из моей книги «Русская Америка — открыть и продать!», изданной издательством «Яуза» в 2005 году:

«Однако сейчас, когда я стою в конце немалой работы, я понимаю, что с какого-то момента эта книга стала также рассказом о величии русского духа, во-первых, и о значении компетентности власти в судьбе народов — во-вторых…

И прежде всего — в судьбе народа русского.