Гвидо Препарата -

Убийство было назначено на 24 июня 1922 года.

Фон Саломон, учитывая его молодость — ему было в то время всего девятнадцать, — не был в числе непосредственных испол­нителей, но на всякий случай спросил Керна, что говорить в по­лиции, если арестуют всю группу. «Говори что хочешь, — ответил Керн, — скажи, что Ратенау был одним из сионских мудрецов, или еще какую-нибудь глупость... Они все равно никогда не пой­мут, что движет нами» (117).

Тем временем и на политической арене Ратенау, так же как до него Эрцбергер, был отдан на заклание гневу правых радика­лов. Ярый националист Гельфрейх опять, не удовлетворившись смертью одного Эрцбергера, принялся выступать с теми же об­винениями, но на этот раз в адрес Ратенау.

Так же как сербские националисты, немецкие «отвержен­ные» устроили засаду и принялись поджидать в ней приближе­ния лимузина министра. Когда показалась машина, Керн неожи­данно выскочил из укрытия и выпустил точно в цель все девять пуль обоймы. Фишер швырнул гранату. Было видно, как Ратенау взлетел на воздух. Оставшийся в живых шофер нажал на газ и доставил патрона домой, где вызванный врач констатировал смерть (118).

Марка начала стремительно падать: от 370 марок за один дол­лар в июне до 1175 в августе 1922 года.

После бешеной погони двое молодых убийц забаррикадиро­вались на верхнем этаже старого замка Заалек и оказали упор­ное сопротивление осаждавшим их полицейским. В завязав­шейся перестрелке Керн был убит — пуля попала ему в висок, а Фишер, положив тело товарища на носилки, высунулся в ок­но, выкрикнул последнее «Hoch!» вождю Эрхардту и выстре­лил себе в голову (119). На суде сообщники Керна механически называли в качестве причины убийства ту самую «глупость» о том, что Ратенау действительно был одним из трехсот сион­ских мудрецов, готовивших заговор с целью захвата мирового господства.

Все эти смертельно опасные юнцы были вооружены и непло­хо финансировались, а нити от всех политических убийств того времени, включая покушения на Эрцбергера и Ратенау, тянулись к тщательно законспирированному руководству тайной ОС (Organisation Consul, неформальной группе телохраните­лей Эрхардта). На эту тему была масса спекуляций, но доказа­тельства оказались весьма скудными. К примеру, командир Доб­ровольческого корпуса Эрхардт отрицал причастность своих людей к убийству Эрцбергера, хотя и не отмежевался полно­стью от мальчиков, расстрелявших Ратенау.

Впрочем, судебные решения в данном случае не имели ника­кого значения; все интуитивно чувствовали, что «мальчики» бы­ли manus longus немецкой праворадикальной реакции: Эрцбер­гер, Ратенау и многие другие были всего лишь побочными жертвами ужасающей братоубийственной вражды,.устроенной британцами, загнавшими династический рейх в прокрустово ложе бутафорской республики. Именно Британия заставила Германию играть в парламентскую игру, ожидая, когда реакция попытается в надлежащее время взять реванш. Эти смерти, как и другие бесчисленные катастрофы, поражавшие Германию в период между двумя войнами, были следствием этого извра­щенного плана.

Писатель Эрнст Юнгер, растягивая на свой нижнесаксон­ский манер гласные, спросил фон Саломона: «Почему у вас не хватило мужества признаться в том, что вы убили Ратенау только за то, что он еврей?» Фон Саломон ответил: «Потому что его убили не за это» (120).

Гитлер, однако, не одобрял террористическую тактику «отвер­женных». «Смехотворно и нелогично убивать какого-то отдель­но взятого человека, — говорил он о политических убийствах, — когда рядом сидит и спокойно облизывается собака, на совести которой два миллиона убитых. [Нам же нужно] сто тысяч бор­цов за наш образ жизни» (121).

Рапалльский договор стал лишь формальной ратификацией союза, зарождение которого можно отнести к концу двадцато­го года, когда представители главы Truppenamt*

* «Военное ведомство» — эвфемизм, обозначавший генеральный штаб, иметь который Германии было запрещено соответствующими статья­ми Версальского договора.

генерала фон Секта завязали контакты с Троцким, Радеком и командирами Красной Армии, закладывая основы перевооружения обеих стран (122). Еще в январе 1920 года, то есть до Капповского путча, Сект «считал будущее политическое и экономическое со­глашение с Советской Россией «стратегической целью» нашей политики», хотя в то же время неоднократно заявлял: «Мы готовы стать неприступным валом на пути распространения большевизма» (123). Надуманным предлогом учреждения ново­го альянса служило стремление уничтожить Польшу, общего врага России и Германии, но в действительности в тот момент Польшу оставили в покое, а военное сотрудничество неуклон­но набирало силу. Поддержанные с 1921 года русским поверенным в Берлине Вигдором Коппом, одобренные Троцким и разведками Британии, Франции и Польши организация на российской территории центров подготовки офицеров, строи­тельство заводов по производству боевых отравляющих ве­ществ, самолетов и танков и обмен офицерскими делегациями в обоих направлениях протекали в целом весьма гладко (124). С этой же целью генерал Курт фон Шлейхер создал в минис­терстве обороны «особый отдел R», который в 1922 году отправил в Россию на переподготовку первую группу офицеров... Группа русских офицеров — среди которых был и будущий на­чальник генерального штаба Красной Армии Тухачевский приехала в Берлин, чтобы познакомиться с методами, которы­ми пользовался «Труппенамт» для подготовки будущих офице­ров (125). Другие военные заводы строились в Турции, Шве­ции, Нидерландах и Швейцарии (126).

Телеграфные провода раскалялись от сообщений о продаже немецкого оружия России и о германских офицерах, служив­ших в российской армии... Форин Офис обратил внимание на нарушение 170-й и 179-й статей Версальского договора*,

* Статья 170 запрещала Германии производство, импорт и экспорт «во­енных материалов», а статья 179 запрещала создание в Германии зару­бежных военных миссии и обмен военными представителями и делега­циями.

но ни­чего не произошло. Британское внешнеполитическое ведомство никак не отреагировало на поступавшую информацию. В ответе на парламентский запрос по поводу русско-германских переговоров Керзон уклонился от ответа, заявив, что прави­тельство Его Величества не получало официальной информа­ции о таких переговорах (127).

Значит, если Германия должна была вооружиться, то она с необходимостью должна была сделать это в «приличной» ма­нере, а именно прикрыв этот процесс пактом изгоев, то есть за­ключив договор с Советами, которые, в свою очередь, с самого начала выступали в двух ложных ролях — врагов капиталистиче­ского Запада и друзей Германии. Что же касается Франции, то Британия не позволяла ей играть какие-либо роли, кроме ро­ли вечной колючки в боку Германии.