Юлия Кудрина - Императрица Мария Федоровна

На листке бумаги отчетливым почерком Государь писал собственноручно о своем согласии на вступление на престол сына своего Алексея…

Алексеев унес телеграмму и… не послал. Было слишком поздно… Телеграмму эту Алексеев “чтобы не смущать умы” никому не показывал, держал в своем бумажнике и передал мне в конце мая, оставляя Верховное командование. Этот интересный для будущих биографов Николая II документ хранился затем в секретном пакете генерал-квартирмейстерской части Ставки».

Когда несколько дней спустя в Могилев приедет вдовствующая императрица и вместе с отрекшимся императором они придут на богослужение в храм Святой Троицы, они увидят, как генерал Алексеев, очень религиозный и верующий человек, стоял на коленях и молился перед образом Спасителя.

Генерал Д.Н. Дубенский, присутствовавший на службе, писал в своих воспоминаниях: «Я не мог понять, как он (Алексеев – Ю.К. ) в своей молитве объясняет свои поступки и действия по отношению к государю, которому он не только присягал, но у которого он был ближайшим сотрудником и помощником в эту страшную войну за последние полтора года».

«Было бы ошибкой думать, – писал генерал Деникин, – что армия являлась вполне подготовленной для восприятия временной “демократической республики”, что в ней не было “верных частей” и “верных начальников”, которые решились бы вступить в борьбу. Несомненно, были, но сдерживающим началом для всех их являлись два обстоятельства: первое – видимая легальность обоих актов отречения, причем, второй из них. Призывал подчиниться Временному правительству, облеченному всей полнотой власти, выбивал из рук монархистов всякое оружие, и второе – боязнь междоусобной войной открыть фронт. Армия тоже «была послушна своим вождям. А они – генерал Алексеев, все главнокомандующие признали новую власть».

Монархически настроенное офицерство к тому времени было либо перебито на фронте, либо растворилось в новом «демократическом пополнении» и уже не могло быть опорой царской власти.

В августе 1918 года, когда лозунг Учредительного собрания был изжит, главнокомандующий армии генерал М.В. Алексеев публично заявил, что народ тоскует по монархии.

В 1915–1917 годах за время своего пребывания в Киеве императрица-мать неоднократно встречалась с членом Государственного Совета, киевским губернским предводителем дворянства Ф.Н. Безаком и в ходе беседы с ним касалась отношений Николая II и П.А. Столыпина. По словам Марии Федоровны, ее сын неоднократно говорил о том, что среди министров нет ни одного человека, который мог бы заменить Столыпина. После отречения во время своего последнего свидания с матерью в Ставке, говоря об измене своего окружения, Николай II сказал, что П.А. Столыпин никогда не допустил бы того, что сделали те, кого он приблизил к себе во время войны.

Отречение Николая II вызвало растерянность среди членов царской семьи. Бывший Верховный главнокомандующий генерал Николай Николаевич, находившийся в Тифлисе в качестве главнокомандующего Кавказской армией, предпринял попытку оставить за династией определенную сферу власти. 5 марта он выехал из Тифлиса в Ставку, однако до Петрограда он так и не доехал. Временное правительство назначило Главнокомандующим Русской армии генерала Алексеева.

Великий князь Андрей Владимирович, с которым Николай Николаевич встретился в эти дни, в своих воспоминаниях передал содержание разговора, состоявшегося между ними: «Последние акты, подписанные государем, были мое назначение и князя Львова председателем Совета министров, но указ Сенату не опубликован. Больше я ничего не знаю… Насчет Кирилла (Владимировича – Ю.К. ) я еще ничего не решил, по повелеваю, чтобы никто из братьев к маме (Мария Павловна старшая – Ю.К.) не ездил ни в коем случае… Потом, – пишет великий князь Андрей Владимирович, – дядя Николаша упомянул, что единства в нашей семье нет, что дядя Саша (Александр III – Ю.К. ) разбил семью, и теперь хотели бы, но уже не могут объединить. Мы вспомнили наши семейные совещания, и дядя выразил, что проектируемый семейный совет помог бы сплотить семью, но ничего тогда из этого не вышло. Мы все сделали, что было в наших силах; не наша вина, что ничего нам не удалось, а идея была хороша. Говорили о Дмитрии Павловиче. Он будет переведен в Тифлис… Дядя решил, что семейство останется там, где каждый в данное время находится».

1 марта 1917 года великий князь Кирилл Владимирович один из первых торжественно прибыл в Таврический дворец, где заседала Государственная дума, Его сопровождал Гвардейский экипаж, ранее охранявший императорскую семью в Царском селе. На груди великого князя и всех членов Гвардейского экипажа красовались красные банты, в Петроградский дворец великого князя также был украшен красным флагом.

Встреченный М.В. Родзянко великий князь Кирилл Владимирович заявил о том, что он приветствует передачу власти в руки Временного комитета Временного правительства. При этом он заявил также, что никогда не одобрял политику императора и что теперь он может вздохнуть свободно. Он также сказал: «Даже я, как великий князь, разве я не испытывал гнет старого режима? Разве я был спокоен хоть минуту, что, разговаривая с близким человеком, меня не подслушивают… Разве я скрыл перед народом свои глубокие верования, разве я пошел против народа? Вместе с любимым мною Гвардейским экипажем я пошел в Государственную Думу, этот храм народный… Смею думать, что с падением старого режима удастся, наконец, вздохнуть свободно в свободной России и мне… впереди я вижу лишь сияющие звезды народного счастья…»

«Появление великого князя Кирилла Владимировича под красным флагом, – писал генерал, начальник штаба Дикой дивизии, командующий войсками Петроградского военного округа П.А. Половцев, было понято как отказ Императорской фамилии от борьбы за свои прерогативы и как признание факта революции. Защитники монархии приуныли. А неделю спустя это впечатление было еще усилено появлением в печати интервью с великим князем Кириллом Владимировичем, начинавшееся словами «мой дворник и я, мы одинаково видели, что со старым правительством Россия потеряет все», и кончавшееся заявлением, что великий князь доволен быть свободным гражданином и что над его дворцом развивается красный флаг».

М.В. Родзянко, приветствовавший прибывшего в Думу великого князя Кирилла Владимировича, сказал: «Прибытие члена Императорского Дома с красным бантом на груди во главе вверенной его командованию части войск знаменовало собой явное нарушение присяги Государю Императору и означало полное разложение идеи существующего государственного строя не только в умах общества, но даже среди членов Царствующего Дома».