Юлия Кудрина - Императрица Мария Федоровна

2 января 1917 года в письме из Ракитного на имя великой княгини Ксении Александровны, дочери Марии Федоровны, Феликс Юсупов писал: «Меня ужасно мучает мысль, что императрица Мария Федоровна и ты будешь считать того человека, который это сделал, за убийцу и преступника и что это чувство у вас возьмет верх над всеми другими. Как бы вы не сознавали правоту этого поступка и причины, побудившие совершить его, у вас в глубине души будет чувство – “а все-таки он убийца!”

Зная хорошо все то, что этот человек чувствовал до, во время и после, и то, что он продолжает чувствовать, я могу совершенно определенно казать, что он не убийца, а был только орудием Провидения, которое дало ему и спокойствие духа, которые помогли ему исполнить свой дог перед родиной и Царем, уничтожить ту злую дьявольскую силу, бывшую позором для России и всего мира, и перед которой до сих пор все были бессильны».

По свидетельству великого князя Александра Михайловича, известие об убийстве Распутина потрясло Марию Федоровну. «Нет? Нет? – воскликнула она. Когда она слышала что-нибудь тревожное, она всегда выражала страх и опасение этим полувопросительным, полувосклицательным «Нет?». «Слава Богу, Распутин убран с дороги. Но нас ожидают теперь еще большие несчастья». Мысль о том, что муж ее внучки и ее племянник обагрили руки кровью, причиняла ей большие страдания. Как императрица она сочувствовала, но как христианка она не могла не быть против пролития крови «как бы не были доблестные побуждения виновников».

В последнем письме Григория Распутина Николаю II, написанном им в декабре 1916 года, содержалось пророческое предупреждение о будущем, которое ожидало императора России и его семью. В письме говорилось: «Русский царь! Знай, если убийство совершат твои родственники, то ни один из твоей семьи, родных и детей не проживет дольше двух лет… Их убьет русский народ… Меня убьют. Я уже не жилец. Молись. Молись. Будь сильным. Заботься о своем избранном роде».

Феликс Юсупов был выслан в свое имение в Курской губернии. Пуришкевич был оставлен на свободе, но отправлен на фронт, где за ним должна была наблюдать военная полиция.

Великий князь Дмитрий Павлович был сослан в Персию, в Казвин, где он должен был состоять при главном штабе одной из действующих армий. Члены царской семьи, узнав о грозящей Дмитрию Павловичу высылке в Персию, 29 декабря составили коллективное обращение к царю (так называемое Письмо шестнадцати ) с просьбой заменить последнему ссылку в Персию на жизнь под домашним арестом в одном из подмосковных имений ввиду его слабого здоровья. Ответ Николая был краток: «Никому не дано право заниматься убийством. Знаю, что совесть многим не дает покоя, так как не один Дмитрий Павлович в этом замешан. Удивляюсь вашему обращению ко мне. Николай». С этого момента конфронтация между великими князьями и Николаем II стала резко нарастать.

Насколько велик был среди Романовской семьи авторитет Марии Федоровны свидетельствует письмо, которое великий князь Александр Михайлович (зять Марии Федоровны – Ю.К .) направил 2 января 1917 года великому князю Николаю Михайловичу, после того как Николай II решил применить санкции по отношению к великим князьям, подписавшим письмо о снисхождении к убийцам Распутина. В письме говорилось: «Дошли слухи, что будто бы Государь желает во чтобы то ни стало выслать меня из Киева, но этому противятся окружающие и даже А. (Александр Федоровна – Ю.К. ), не особенно в это верю, но возможно, поживем, увидим. Существующее положение требует лично выступления М.Ф. (Марии Федоровны – Ю.К. ), другого выхода я не вижу, или все это провалится, что более чем вероятно, придется ожидать нормального и постепенного развития события».

В эти дни Мария Федоровна усиленно подвергалась давлению со стороны великих князей, которые постоянно выступали с резкой критикой действий Николая и особенно Александры Федоровны. Наиболее активным корреспондентом и визитером был великий князь Николай Михайлович, который регулярно сообщал Марии Федоровне обо всем, что происходило в Думе и правительстве и что, по его мнению, нужно было сделать с Александрой Федоровной, чтобы лишить ее власти. Великий князь давал Марии Федоровне «свои советы». В письме после убийства Распутина, датированном 17–24 декабря 1916 года, он писал: «…К сожалению, царит полное смятение не только среди министров, но и среди великих князей. Имели место семейные собрания вместе с М[арией] П[авловной] (какой позор!). Составлено письмо, которое Павел послал Ники, а потом Сандро отправился к Нему сам и говорил в том же духе. Разумеется, я не принимал участия в этих собраниях, но добрый Сандро позволил себя увлечь, и Сергей, который тоже вернулся, будет участвовать в этих беседах, на которых не будет сказано ничего, кроме глупостей. Наверно Ваш зять даст Вам отчет о них. Я бы еще понял, если бы устроили собрание во главе с Вами, а то с М[арией] П[авловной]. Что за убожество… Государыня упрямится все больше и больше давит на Ники с помощью Протопопова, который приближен (уже) к ним и представляет собой в эти минуты Григория П. Вместо того, чтобы отпустить Феликса и Д[митрия] П[авловича], бесконечно обсуждают, не принимая никакого решения. А время идет, слухи растут, как и всеобщее возбуждение. Все_это пугает.

…Я ставил перед Вами все ту же дилемму. Покончив с гипнотизером, нужно постараться обезвредить А[лександру] Ф[едоровну], то есть загипнотизированную. Во что бы то ни стало надо отправить и как можно дальше – или в санаторий, или в монастырь. Речь идет о спасении трона не династии, которая пока прочна, но царствования нынешнего Государя. Иначе будет поздно… Макаров, Трепов, Игнатьев подали в отставку, но пока принята отставка только первого. Его заменил “Добровольный взяточник” и мот – другим не дали ответа. Однако они все высказали, не затрагивая единственного вопроса – удаления А[лександры] Ф[едоровны], Также говорили и писали Государю Павел, Сандро, Трепов, Игнатьев и другие – не касаясь главного, так как вся Россия знает, что конец Распутина означает, конец и А[лександры] Ф[едоровны]. Ежели первый убитый, то другая должна быть удалена. Общее спокойствие возможно только такой ценой».

6/19 января 1917 года Мария Федоровна сделала в своем дневнике следующую запись: «Очень обеспокоена положением в столице. Если бы только Господь открыл глаза моему бедному Ники и он перестал следовать ее (Александры Федоровны – Ю.К.) ужасным советам. Какое отчаяние! Все это приведет нас к несчастью».