Елена Первушина - Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи

Так или иначе, а именно Шафиров попал под суд, лишился чинов, титула и имения и приговорен к смертной казни. Петр I заменил ее ссылкой, по легенде помилование осужденному прочитали прямо на эшафоте, после того, как палач занес топор над его головой. (Другая легенда гласит, что в точно такой же ситуации окажется Остерман в 1740 году, его тоже приведут на эшафот, он положит голову на плаху, топор будет занесен над ним, и только тогда он услышит, что казнь заменяется ссылкой.) Шафирова отправили в Сибирь, но позже Петр позволил ему остаться в Нижнем Новгороде. Правда, в ссылке ему суждено будет провести совсем немного времени: уже через три года его помилуют, он вновь вернет себе баронский титул, получит чин действительного статского советника, станет президентом коммерц-коллегии, которая и поручила составление истории Петра Великого. Потом уедет послом в Персию, будет там действовать с большим успехом, вернется и снова будет трудиться на дипломатической службе бок о бок с Остерманом до самой своей кончины в 1739 году. Петру Павловичу предстоит увидеть еще много перемен на российском престоле и вокруг него.

Нам уже известно, что когда Петр умер, Меншиков возвел на трон Екатерину, а потом попытался «взять под крыло» и Петра II, но у него ничего не вышло. Известно также то, какую роль сыграл в падении Меншикова Остерман, который стал воспитателем юного царя. Потом лихорадка унесла и Петра II, и прямая мужская линия наследования, начавшаяся с Михаила Федоровича Романова, прервалась.

После удаления Меншикова из столицы Остерман стал едва ли не самой важной фигурой в Верховном тайном совете. К его советам прислушивались, его расположения искали, его решения определяли политику России. Английский резидент Клавдий Рондо писал осенью 1728 года: «Всеми делами занимается исключительно Остерман, и он сделал себя настолько необходимым, что без него русский двор не может сделать ни шагу. Когда ему неугодно явиться на заседание Совета, он сказывался больным, а раз барона Остермана нет – оба Долгоруких, адмирал Апраксин, граф Головкин и князь Голицын в затруднении; они посидят немного, выпьют по стаканчику и принуждены разойтись; затем ухаживают за бароном, чтобы разогнать дурное расположение его духа, и он таким образом заставляет их согласиться с собой во всем, что пожелает».

Здоровье Остермана действительно позволяло желать лучшего, не случайно Марфа Ивановна беспокоилась о нем, и почти в каждом письме с тревогой спрашивала о его самочувствии. Как опытный дипломат, Андрей Иванович научился использовать даже свои недуги: если он чувствовал, что от него ждут решения, принимать которое было не в его интересах, он объявлял себя больным и запирался дома.

Конечно, не все его проекты удавались. Так, он предполагал, что будет небесполезно обвенчать Елизавету Петровну с ее племянником, но из этой затеи ничего не вышло: слишком заманчива роль «государевой невесты», слишком много было на нее претенденток.

Но со смертью Петра перед верховниками встала новая проблема: очевидного и бесспорного наследника мужского пола не было, на трон нужно продвинуть одну из женщин: или Елизавету, или кого-то из дочерей старшего брата покойного Иоанна. Анна Петровна умерла в 1728 году в Киле, но там рос ее сын, правда еще совсем младенец, а это открывало большой простор для интриг.

Хакобо Франсиско Фитц Джеймс Стюарт, герцог де Лириа-и-Херик, английский аристократ, служивший Испании и бывший послом в России, писал: «Едва только члены Тайнаго Совета увидели, что Царь Петр должен непременно умереть, они собрались с главными вельможами во дворец и начали говорить о наследстве престола. Тут было четыре партии.

Первая партия Долгоруких, думавшая возвести на трон обрученную Царскую невесту и составившая на сей предмет завещание, которое хотели заставить умирающего Монарха подписать. Было уже поздно, ибо он лишился тогда чувств. Видя, что противники были теперь сильнее, Долгоругие отказались от своего намерения.

Вторая партия была Царицы Евдокии, бабушки Царя, которой сообщники ея предлагали корону, но она отказалась, говоря, что старость и болезни ея к тому не допускают.

Третья была Принцессы Елисаветы, дочери Петра Великаго, а четвертая состояла из приверженцов сына Герцога Голштейнскаго, мать котораго была старшая сестра Принцессы Елисаветы. Но обе сии партии были так слабы, что не могли ничего сделать.

Некоторые из членов семейства Голицыных, бывшаго в упадке во все время правления Долгоруких, подняли тогда голос и решились привести в исполнение странную мысль, установив в России ограниченное правление, подобное Английскому. Князь Димитрий Голицын, член Совета, человек весьма умный, первый заговорил о том и был поддержан фельдмаршалом, своим братом, Долгорукими, которые к ним присоединились, и большею частью собрания, не смевшаго им противоречить. Решились избрать на царство Принцессу Анну, вдовствующую Герцогиню Курляндскую, дочь Царя Иоанна, старшаго брата Петра Великаго, с тем, что она подпишет условия, составленныя Советом. После сего решения ожидали кончины юнаго Царя, которая последовала, как я уже говорил, 30-го, в час по полуночи, а в 5-ть часов, члены Совета собрались снова во Дворец, а равно Сенат, члены разных мест, генералы и полковники, находившиеся в Москве.

Когда все были в сборе, князь Димитрий Голицын начал говорить, ибо Великий Канцлер страдал жестокою простудою; он сказал, что если Богу угодно было лишить их Царя Петра II-го, то необходимо избрать достойнаго ему преемника, Монарха Великой Российской империи. Поелику вдовствующая Герцогиня Курляндская одарена великими добродетелями, то они не могут сделать лучшаго выбора. Все отвечали общим кликом: „Да здравствует!“ и приказ был передан генералам, об объявлении о том войску. Немедля назначили трех депутатов для посылки в Митаву, объявления новой Царице ея избрания и сопровождения ея в Москву».

По сути этот выбор единственно возможный, Анна царская дочь и «честная вдова», она не привела бы на трон иностранного принца или короля. С другой стороны, своим воцарением она была бы обязана верховникам, и они считали, что это дает им возможность расширить свои права. Мы уже знаем, что они ошиблись. Прибыв в Москву Анна, опираясь на поддержку московских бояр, не вошедших в Верховный совет, и гвардии, разорвала подписанные в Митаве «Кондиции» (условия) и объявила себя самодержицей. Она не стала омрачать свое венчание на царство казнями, но всех верховников под тем или иным предлогом в ближайшем будущем вывели из игры: казнили, оправили в крепость или в ссылку, всех, кроме Остермана.

Как же удалось Андрею Ивановичу избежать опалы? Он присутствовал на совете верховников и его даже уговорили помочь составить «Кондиции», «яко зднающий лучше штиль». Остерман отказывался, говоря, что иностранец «в таком важном деле выступить на может». В конце концов его видимо заставили составить документ, но свою подпись под ним Остерман не поставил, потому что, согласно воспоминаниям английского резидента Финча, «внезапно почувствовал такой сильный припадок подагры в правой руке, что оказался не в состоянии держать перо в руках».