Елена Первушина - Великие государственные деятели Российской империи. Судьбы эпохи

В то время, когда верховники «тягались» с Анной, он оставался у себя дома. Новой императрице пока не было до него дела. Но, вероятно, Остерман не сомневался, что его час придет: если не самой Анне, то тем, кого она приведет к власти, понадобится его опыт дипломата и управленца, отлично знающего как пружины международной политики, так и рычаги российского государственного механизма.

Анна Иоанновна

Э.И. Бирон

Из Митавы Анна привезла своего любимца, бывшего секретаря, Эрнеста Иоганна Бирона. Бирон и его жена много лет составляли самый ближний круг людей, с которыми общалась Анна, сначала в Курляндии, а потом в России. Влияние Бирона на императрицу было огромно, но он не умел, да и кажется, не хотел править, а лишь помогал продвигать идеи тем, кто высказывал ему почтение и умел быть благодарным. Своих политических амбиций у него не было, и он был далек от мысли влиять на политический курс России, как во внутренних, так и в международных делах. Кроме того Бирон, хоть и начал учить русский язык, но еще не мог сносно изъясняться на нем.

Еще один «петровский немец», перешедший на службу Анне – Иоганн Бурхард Миних, прославился как полководец и военный инженер, но не обладал способностями дипломата и государственного деятеля. Миних всегда недолюбливал Остермана, видимо отчасти потому, что они были слишком разными: Миних был жизнелюбом, храбрецом, отчаянным рубакой, не щадившим, однако, не только своей жизни, но и жизни своих солдат, Остерман – осторожным аккуратистом.

Одним словом, никто не мог заменить Андрея Ивановича в правительстве Анны, никто не мог выполнять его обязанности. Вместо разогнанного Верховного совета Анна учредила кабинет министров, обязанности и права которого определял не кто иной, как Остерман.

И. Б. Миних

Так, правление Анны Иоанновны стало звездным часом Андрей Ивановича. Историк и писатель Евгений Петрович Карнович даже предложил заменить термин «бироновщина» на «остермановщина», поскольку именно Остерман являлся главным государственным деятелем Аннинской России. Императрица оценила заслуги Остермана: он возведен в графское достоинство и получил богатые поместья в Лифляндии, прежде принадлежавшие князю Меншикову.

Разумеется, Бирон и Миних не могли не заметить все усиливающееся влияние на императрицу. Если в начале, по словам Клавдия Рондо, эти трое «действовали совсем заодно, и одни вправляли русскими делами», то потом Миних попытался потеснить Остермана. Рондо рассказывает, что когда в 1732 году Миниха возвели в фельдмаршалы, он: «…стал обращаться со всем генералитетом надменно. Он заключил несколько трактатов, крайне невыгодных для ее величества, так что исправлять ошибку призвали Остермана, который обвинил Миниха во вмешательстве в дела, о которых он не имел понятия, что еще более обострило его вину. Они теперь принимают меры погубить друг друга». Разумеется, из этой схватки Остерман вышел победителем, тем более что Бирон тоже не был заинтересован в присутствии Миниха в столице: неунывающий фельдмаршал открыто добивался расположения Анны Иоанновны. В 1734 году по предложению герцога Бирона Миниха направили осаждать Данциг (ныне – Гданьск), где в это время засел уже знакомый польский король Станислав Лещинского. После кровопролитных боев Данциг был взят, но Двор оказался недоволен долгой осадой и, главное, тем, что Лещинскому удалось бежать из города. На польский трон вновь посажен ставленник России и Австрии саксонский курфюрст Август. После чего Миних понял, что в столице ему делать нечего и попросил у императрицы отправить его на начавшуюся войну с Турцией, для того чтобы вернуть России Азов и Очаков.

Анна Иоанновна правила десять лет. Второй раз замуж она не вышла, детей у нее не было, поэтому вопрос престолонаследия вновь стоял на повестке дня. Елизавета в качестве возможной наследницы даже не рассматривалась, голштинского принца тоже никто не хотел видеть на престоле. Оставалась племянница Анны Леопольдовны, Елизавета Екатерина Кристина, которая маленькой девочкой приехала в Россию из Мекленбурга. Но передать ей престол означало бы передать престол и ее мужу, кем бы он ни был. Такое решение не могло не вызвать протестов. И вот войска приводят к присяге… несуществующему еще сыну Елизаветы Екатерины, крещенной в православие и получившей при крещении имя Анны в честь тетки. Теперь осталось только родить этого ребенка. Но кто станет его отцом?

Бирон, в приступе обычно не свойственной ему наглости, предложил в женихи Анне своего сына. Но императрица, разумеется, выбрала одного из европейских принцев: Антона Ульриха, герцога Брауншвейг-Люнебургского, второго сына герцога Фердинанда Альбрехта Брауншвейг-Вольфенбюттельского.

Жених сразу не понравился невесте, и, что было важнее, не понравился гвардии – став командиром одного их полков, он попытался навести там дисциплину, а это всегда вызывало недовольство. Но так или иначе, а выбора не осталось ни у тетки, ни у племянницы, ни у Антона Ульриха, престолу был нужен наследник и состоялась пышная свадьба.

Здесь императорской семье повезло: Анна Леопольдовна скоро забеременела и родила сына, так что ее тетка успела полюбоваться на племянника и наследника перед смертью. Но вот Анна Иоанновна скончалась 17 [28] октября 1740 года.

Первоначально регентом при малолетнем Иоанне VI назначили Бирона. Но Антон Ульрих и Анна Леопольдовна с помощью вернувшегося в столицу Миниха быстро отделались от бывшего фаворита. Был отдан приказ о его аресте, бравый вояка просто завернул опешившего Бирона в ковер и вынес его из дворца. Бирона судили и отправили в ссылку. Но и новым регентам не суждено править долго. Вскоре они поссорились с Минихом (здесь не обошлось без влияния Остермана), а «дщерь Петрова» решила, что и для нее наступило время выйти на политическую сцену. Гвардия под предводительством Елизаветы Петровны свергла их с престола и отправила вместе в младенцем-императором в Холмогоры.

Как отразились все эти события на судьбе нашего героя?

Возможно, будь он здоров, он смог бы что-нибудь предпринять. Но его, как и Меншикова, в самый критический момент свалил недуг, на этот раз не вымышленный, а настоящий, бич аристократии XVIII века – подагра. А впрочем, заговор Елизаветы зрел много месяцев до этого, и, Остерман то ли ничего об этом не подозревал, то ли не мог убедить Анну Леопольдовну отнестись к этому серьезно. Многие политики того времени недооценивали хорошенькую хохотушку, которая казалась слишком глупой и беспечной, чтобы быть опасной. Известие о визите Миниха к Елизавете немного насторожило Андрея Ивановича, но, разделавшись с фельдмаршалом, он посчитал, что опасность уже позади. И не он один! В марте 1741 года французский посол доносил своему королю, что Остерман еще никогда «достигал такой высоты, как теперь. Можно без всякого преувеличения сказать, что он действительно царь всея Руси».