Коллектив авторов - Маргиналы в социуме. Маргиналы как социум. Сибирь (1920–1930-е годы)

Проблема социального устройства и обеспечения нетрудоспособных спецпереселенцев остро встала с самого начала создания комендатур. Руководство последних обязывалось провести регистрацию этой части «контингента», разделив ее на ряд категорий: дети – круглые сироты до четырех лет и от четырех до 14 лет; инвалиды-одиночки от 14 до 60 лет; инвалиды, старики-одиночки от 60 лет и старше; прочие старики-одиночки от 60 лет и старше; семейные инвалиды, не имеющие трудоспособных членов семьи; вдовы и вдовцы, обремененные малолетними детьми. К каждой из указанных категорий применялись определенные разрешительные меры. Так, по данным СибЛАГа, с лета 1931 г. по лето 1932 г. в северных комендатурах разрешалось передавать на иждивение родственникам лиц всех перечисленных выше категорий (в течение года было передано ок. 10 тыс. чел., из них 3168 детей и 6274 старика и инвалида) [1261]. Для иждивенцев, не имевших родственников, создавались дома ребенка и детские дома, а также дома инвалидов.

Первоначально инвалидов из числа спецпереселенцев предполагалось размещать в уже существующих инвалидных домах. Однако в течение второй половины 1931 г. Запсибкрайсобес принял только 15 чел. Получив ассигнования на развертывание специальных инвалидных домов, крайсобес проявлял и в дальнейшем, по мнению руководства СибЛАГа, «ничем не поправимую медленность», и только с весны 1932 г. началась переброска 200 инвалидов из северных комендатур в пос. Ключи (40 км от Новосибирска), где в десяти крестьянских избах был развернут первый из такого рода домов [1262]. Однако остроты проблемы это не снимало, поскольку, согласно данным на май 1932 г., в северных комендатурах числилось 5,3 тыс. инвалидов. Крайсобес, получив распоряжение экстренно организовать дома инвалидов на 1,5 тыс. чел. в Кожевниковском р-не с центром в с. Татьяновка, продолжал проявлять «крайне пассивное отношение». СибЛАГ взял на себя организационно-финансовые функции по развертыванию в Кожевниковском районе краевого дома инвалидов-спецпереселенцев. Организационный период (лето – осень 1932 г.) сопровождался тяжелыми жилищными условиями и постоянными перебоями в снабжении продовольствием и предметами первой необходимости.

Предполагалось, что строительство краевого дома инвалидов и хозяйственные работы в нем будут вести трудоспособные инвалиды. Происшедшее далее красноречиво описано в обзоре работы краевого дома инвалидов за сентябрь 1932 г.: «Все прибывшие инвалиды-спецпереселенцы размещались в 7 деревнях, расположенных на 15-километровом радиусе и к работе последних было очень не удобно привлекать. Кроме этого, разъяснительной и вербовочной работы никакой абсолютно не велось, вследствие чего спецпереселенцы почувствовали безвластье и, естественно, что здоровые, способные работать[,] пошли на работы по колхозам, [к] единоличным крестьянам и, подработав денег на дорогу, бросились бежать в места прежнего жительства, что приняло почти массовый характер…» [1263]Из 127 инвалидов, прибывших в Татьяновку в июле 1932 г., вскоре сбежало 40 чел. За декабрь 1932 г. из краевого дома инвалидов сбежало 73 чел. [1264]

Положение инвалидов-спецпереселенцев не изменилось радикально и позднее, когда дом инвалидов прошел стадию становления. Со временем краевой (а с осени 1937 г. областной) дом инвалидов (ОДИ) начал принимать инвалидов из т. н. правового населения. Если судить по результатам обследования ОДИ в начале 1938 г., то с санкции «сверху» началась «чистка» учреждения от спецпереселенцев. Основанием к этому послужило заявление заведующего облсобесом о «выводе из ОДИ 600 человек совершенно здоровых спецпереселенцев (кулаков), направив их в соответствующие поселковые комендатуры по мотивам того, что они не подходят под контингент[,] имеющий право на гособеспечение[,] и во-вторых – неправильно и социально опасно содержать, тем более даже не инвалидов[,] спецпереселенцев с инвалидами труда, инвалидами империалистической войны или инвалидами гражданской войны…» [1265]Приведенная же в акте обследования ОДИ от 14 февраля 1938 г. статистика «состава контингента» давала совсем иную картину: «здоровых спецпереселенцев» насчитывалось 214 чел., «инвалидов спецпереселенцев» – 248 чел. Отдельно учитывались дети инвалидов, привезенные вместе с родителями из комендатур, – ок. 200 чел. [1266]Таким образом, численность «здоровых спецпереселенцев» (600 чел.) была явно завышенной, в нее были включены все три группы, поступавшие по направлениям из комендатур: инвалиды, «здоровые» и их дети. Присутствие «трудоспособных спецпереселенцев» комиссия объясняла наличием при ОДИ большого подсобного хозяйства (более 500 га посевных площадей, 645 голов скота, 18 мастерских и т. д.), для поддержания и развития которого требовались значительные трудозатраты. Выполняя политическую «установку», комиссия согласилась изъять из ОДИ «4130 человек спецпереселенцев, переправив [их] в комендатуру, тем самым представить возможность разместить в освободившемся месте инвалидов», а 200 оставить «для обслуживания инвалидов и хозяйства» [1267]. Фактически по отношению к инвалидам-спецпереселенцам применялась дискриминация: среди них, во-первых, были инвалиды, получившие увечья в процессе труда, в т. ч. и во время работы на поселении, а также в ходе империалистической и гражданской войн, а потому имевшие полное право на государственное обеспечение; во-вторых, оставшиеся 200 чел. обрекались на более интенсивную эксплуатацию для обслуживания инвалидов из «правового» населения. Инцидент с разгрузкой ОДИ от инвалидов-спецпереселенцев в начале 1938 г. вполне соотносится с описанной выше ситуацией, сложившейся весной 1937 г. вокруг принятия решения о том, следует ли часть находившихся в кризисном состоянии детских домов из нарымских комендатур размещать в южной и центральной частях Западной Сибири среди «правового» населения. Эпоха Большого террора способствовала укреплению атмосферы всеобщей подозрительности и вражды к спецпереселенцам, переносившейся даже на такие социально незащищенные группы, как сироты и инвалиды.

Спецорганы лишь дважды целенаправленно выводили из северных спецпоселений Западной Сибири нетрудоспособных лиц – во второй половине 1931 г. – начале 1932 г. [из нарымских комендатур было передано на иждивение родственникам (фактически эвакуировано) до 10 тыс. чел., среди которых треть составили дети] и в 1935 – начале 1936 г. Поскольку масштабная передача иждивенцев из комендатур на попечение родственников запрещалась директивой ГУЛАГа от 29 декабря 1931 г., руководство СибЛАГа по согласованию с крайкомом партии приняло решение освобождать из комендатур мелкие группы иждивенцев. Акция готовилась с максимально возможной секретностью. Директива Отдела трудпоселений СибЛАГа от 1 января 1935 г. рассылалась с пометой «только лично коменданту» и указанием ознакомить с ее содержанием только коменданта и его помощника [1268]. Для иллюстрации отношения управленческих органов к иждивенцам как к балласту приведем фрагмент документа. В преамбуле директивы отмечалось, что в комендатурах Нарымского окр. имеется 6250 чел. «нетрудоспособных женщин, обремененных детьми, стариков, инвалидов, не могущих быть освоенными, с точки зрения втягивания их в сельское хозяйство или в промышленность <���…> Учитывая, что в ближайший год-два будет передача контингента [спецпереселенцев] частично, а возможно полностью в органы Советской власти, – мы неизбежно столкнемся с таким положением, что эти люди, не могущие быть в какой-либо мере приспособленными к труду, окажутся в совершенно критическом положении, т. к. органы не будут иметь той возможности по прокармливанию и вообще обеспечению их, какую имеем сейчас мы.