Жорж Бордонов - Филипп IV Красивый. 1285–1314

12 октября 1307 года магистр Жак де Моле присутствовал на похоронах в церкви Братьев Проповедников в Париже жены Карла Валуа, Екатерины де Куртенэ, "наследницы Константинопольской империи". Как великий магистр своего ордена, он был среди собравшейся знати. На рассвете 13 октября люди короля окружили ограду Тампля, и Ногаре потребовал впустить его от имени Филиппа Красивого. Жак де Моле и его рыцари позволили арестовать себя, не оказав ни малейшего сопротивления. Они были ошеломлены, несомненно, сам магистр, думали, что это недоразумение; они знали, что отвечают перед Папой, и считали, что им нечего бояться короля. Более того, и эта деталь имеет огромное значение, Устав запрещало им под страхом исключения из ордена обнажать меч против христианина. Повсюду в тот трагический пятничный рассвет, в один и тот же час, люди бальи и сенешалей окружили командорства и потребовали открыть двери именем короля. Повсюду тамплиеры и сержанты позволяли себя арестовать, даже не пытаясь бежать. Некоторые из них, однако, избежали ареста. Они были на задании или в пути. Те, кому это удавалось, исчезали таинственным образом, либо потому, что их убивали, либо потому, что они находили убежище. Скандал был грандиозным и всеобщим. Каким бы ни был исход суда, Орден был унижен; он никогда не оправится от этого позора! Однако у тамплиеров все еще оставались друзья; мнение парижан не было единодушным. В субботу, 14 октября, Ногаре созвал магистров Парижского университета и главных чиновников короля. Он объяснил им, что происходит и получил их одобрение. В воскресенье парижане получили доступ в дворцовый сад, и Ногаре возобновил свою речь. Там он также добился полного успеха. Толпа разошлась успокоенная. Поскольку "апостольский престол" приказал это сделать, король лишь исполнил свой долг, арестовав этих злодеев, скрывающих под своей надменностью самый позорный из пороков. Однако некоторые люди сомневались в искренности Ногаре. Жоффруа Парижский был одним из них:

И далее, после оглашения их предполагаемых преступлений.

Филипп Красивый обратился к королям Европы с письмом, в котором предложил им без промедления приступить к аресту тамплиеров в своих государствах. Он надеялся, что таким образом он заставит их разделить с ним ответственность или, по крайней мере, получить их одобрение. Те, кто не отказался, категорически ответили, что будут действовать только по приказу Папы. Все решительно протестовали против обвинений, которым они не могли и не хотели верить, считая, что они продиктованы ненавистью, завистью или жадностью. Поэтому Филипп Красивый остался один на один с Климентом V. Но у него было страшное оружие: признания, вырванные у тамплиеров обещаниями или пытками!

Поручение Филиппа Красивого бальи и сенешалям было выполнено с максимальной строгостью, настолько велика была чудовищность преступлений, вменяемых тамплиерам, что это произвело впечатление на исполнителей, людей короля и назначенных для этой цели ханжей. После ареста тамплиеров допрашивали без присутствия инквизиторов. Использовался заранее оговоренный набор вопросов. Формально было предписано записывать только признания заключенных: этим объясняется подавляющее единообразие протоколов допросов. С самого начала тамплиерам был предоставлен выбор между добровольным признанием с обещанием помилования или пытками с последующим вероятным смертным приговором. Во-первых, были приведены свидетельства, собранные Ногаре, от свидетелей и даже от высокопоставленных лиц Ордена; были показаны орудия пыток этим несчастным людям, которые всего за день до этого были почитаемы населением, не знали ничего, кроме своего непреклонного Устава, и, надо подчеркнуть, составляли небольшие изолированные группы, лишенные поддержки и указаний начальства. Повторяю, никаких протестов, обвинений или отрицаний не было зафиксировано. Королю нужны были только признания! Пленников пытали без пощады, часто неуклюже, иногда со свирепостью. Некоторые поддались страху, большинство — боли. Среди них были старые рыцари с ослабевшей силой воли и слабым умом. Были и такие, кто страдал от старых ран, от лихорадки, полученной на Востоке. Некоторые из них были не более чем фермерами. Некоторые другие были братьями недовольными своим положением в Ордене, которые, движимые горечью, ревностью или ненавистью, воспользовались возможностью свести свои счеты с обидчиками. Но именно "паршивые овцы" интересовали Филиппа Красивого и Ногаре, а не все стадо, которое оставалось здоровым! Было ли признание получено под пытками или нет, для короля не имело большого значения. Но какую ценность имели такие признания? На это можно возразить, что эти монахи-воины должны были лучше сопротивляться, если бы были уверены в своей невиновности. Но одно дело — мужественно переносить боль и смерть с оружием в руках, и совсем другое — терпеть колодки, пытки водой, прижигание раскаленным железом, укусы раскаленных щипцов или еще что похуже! Однако были рыцари и сержанты, которые упорствовали в своем отрицании и даже погибли от рук палачей. В протоколах эти люди не упоминаются. Инквизиторы должны были сначала допросить заключенных, поскольку Филипп Красивый утверждал, что действует от имени Климента V и Церкви, но заключенные были переданы им только после того, как они "признались" во всех предполагаемых преступлениях Ордена. Почему так произошло? Потому что, согласно процедуре того времени, они становились рецидивистами, если отказывались от своих слов. Можем ли назвать это макиавеллизмом? Орден был уже уничтожен, потому что эти бесчисленные признания, записанные людьми короля и "уважаемыми" людьми, поддерживали обвинения Филиппа Красивого и оправдывали его действия. Заключенные столкнулись не с церковной, а с государственной инквизицией. Инквизиторы применяли пытки только в крайнем случае, и рекомендовалось, чтобы они были легкими и не угрожали жизни. Однако к тамплиерам относились как к бандитам с большой дороги, закоренелым убийцам и профессиональным разбойникам! Церковные инквизиторы, так гордившиеся своими прерогативами, так непримиримо отстаивавшие свои права, согласились играть второстепенную роль, позволять людям короля делать все, что им заблагорассудится, и даже вмешиваться в допросы и разбирательства там, где им не было никакого дела! Они принимали предполагаемые признания тамплиеров, не беспокоясь о беззаконном способе их получения; их не трогали давление, насилие или полицейская жестокость чиновников Филиппа.