Элен Каррер д'Анкосс - Россия и Франция. От Петра Великого до Ленина

Крым представлял собой еще одно поле боя, на котором Франция могла потеснить Россию. В 1767 году Франция отправила туда барона де Тотта в качестве «чрезвычайного консула» с заданием помешать России использовать полуостров в польском конфликте. Прибытие француза в Крым, даже с неопределенными функциями, насторожило Панина. Крым, соприкасающийся с Россией и находящийся под властью Порты, мог бы стать районом опасных маневров против России. Татарин Шахин-Гирей, правитель ногайских татар, старался взбунтовать против России запорожских казаков, живших на нижнем Днепре. Казаки, с их независимым духом, всегда готовы были бросить вызов русским властям. Екатерина II и Панин расходились в вопросе о том, как поступить с Крымом к наибольшей пользе для России. Объединить два народа, живущих в Крыму, ногайцев и татар, в одно государство? Или же создать два? Императрице нравилось второе решение. Но русские военные победы в Крыму и страх, что население Крыма сблизится с Портой, заставили ее согласиться с идеей создания одного крымского государства, независимого, но связанного с Россией, чье население будет благодарно последней за столь благоприятный статус. После некоторых колебаний и отступлений 1 ноября 1772 года Россия подписала со всеми главами крымских кланов Карасубазарский трактат, создающий независимый Крым, связанный с Россией «дружбой и вечным союзом». Это стало новым поражением Турции, хоть позже она найдет возможности (общность религии, прием в Турции высланных татар) для возвращения себе определенного влияния в Крыму.

Военные, прежде всего морские, и политические победы России испугали другие державы. Франция тогда переживала переходный период – Людовик XV в декабре 1770 года дал отставку Шуазёлю. Перед тем он отправил в Петербург нового посла, Оноре-Огюста Сабатье де Кабра, который проведет там три года. Полученные Кабром указания свидетельствуют о неизменном стремлении при любых обстоятельствах сопротивляться какому-либо изменению отношения к России, то есть всякой разрядке в отношениях двух стран. Об этом говорят усилия, приложенные в то же время французской дипломатией в Турции, чтобы подтолкнуть эту страну к войне, такие, как деятельность барона де Тотта. Тотт выполнял не только представительскую миссию, но и функции военного советника турок в Дарданеллах, в подкрепление ему прислали французских военных специалистов. Шуазёль же продолжал убеждать короля, что положение императрицы шаткое, что русский народ в отчаянии от материальных трудностей и что возможность государственного переворота вполне реальна. Смещение Шуазёля, замененного сначала Лаврийером, затем герцогом Эгийоном, ничуть не изменило этой антирусской позиции, напротив, стремление эффективнее помочь конфедератам проявилось еще ярче. Но у Екатерины II отставка Шуазёля вызвала облегчение. Он представлялся ей неумолимым противником. Из его удаления она сделала вывод, что, возможно, Франция не столь уверена, какую проводить политику и каким интересам отдавать предпочтение. Поражение Турции, оставившее Францию без ценной союзницы, привело императрицу к мысли, что Франция менее, чем раньше, способна противодействовать ее планам. Между тем рождавшийся в тот момент большой проект, который не принадлежал одной только Екатерине II, окончательно лишит Францию еще одной союзницы – Польши, разделенной на части.

Очень часто ответственность за раздел Польши возлагают на императрицу России. Но кропотливая работа историков, таких, как поляк Валишевский, скорректировала эти обвинения, исходящие прежде всего от французов. Валишевский приписывает эту инициативу Австрии, и, возможно, будет еще точнее написать: Австрии и Пруссии. Фридрих II направил Екатерине в 1768 году проект раздела Польши, подготовленный графом Линаром. Тогда русская императрица отнеслась к нему совсем неблагосклонно, поскольку Россия господствовала над Польшей, посадив на ее трон своего короля. Екатерина понимает суть предложения Фридриха II – желание разделить с ней контроль над Польшей. В то же время король Пруссии говорит на эту тему с Иосифом II, который управляет страной совместно с матерью и которому не терпится начать собственную игру. Внешняя политика кажется ему прекрасной сферой для самореализации, и будущий суверен внимательно прислушивается к словам прусского короля. Несмотря на то что Мария-Терезия относится к идее раздела сдержанно, Австрия пользуется внутренними трудностями в Польше, чтобы войти в нее. Она последовательно занимает и аннексирует Спиш, Новы-Тарг и Новы-Сонц. Тогда Фридрих II обращается к России, говоря, что если та не согласится на раздел, Австрия продолжит захваты территорий, за которыми последует русско-австрийский конфликт. В июне 1771 года Екатерина соглашается с идеей раздела, а несколько месяцев спустя Мария-Терезия, старавшаяся своими долгими колебаниями придать операции более достойный вид, также присоединяется к проекту. Договор о разделе Польши подписан в Санкт-Петербурге 25 июля 1772 года. Фридриху II достается Восточная Пруссия, о которой он давно мечтал, за исключением Данцига и Торуни, то есть 5 % польской территории с населением 580 000 жителей. Россия получает Белоруссию до Днепра и Двины, Полоцк, Витебск, польскую Ливонию и закрепляет свой контроль над Курляндией. Эти территории уже принадлежали ей до их завоевания Литвой. Ее приобретения составили 12,7 % территории и 1 300 000 жителей. Австрия же, невзирая на вялые протесты Марии-Терезии, выкроила для себя львиную долю страны с Галицией, частью Западной Подолии и южной частью Малой Польши, в общей сложности 11,8 % территории и 2 130 000 новых подданных. От этого раздела Польша потеряла около трети земель и столько же населения.

Раздел ошарашил Европу, но реагировала она осторожно, лишь Испания выразила неодобрение открыто. Франция повела себя сдержанно. Король Польши призывал ее протестовать, поддержать его, но уход Шуазёля уже изменил французскую политику. Граф де Брольи, бывший ранее решительным противником всякого примирения с Россией, задумался. Он отстаивал перед королем мнение, что прежняя откровенная непримиримость в отношении Петербурга лишь способствовала успехам России и в итоге изоляции Франции. Людовик XV решил последовать советам своего министра об умеренности и отправил в Санкт-Петербург Франсуа-Мишеля Дюрана де Дистроффа с задачей разрядить напряженность в отношениях двух стран. Да, посланец короля сожалел о произошедшем в Польше, убеждая Екатерину, что раздел прежде всего на руку Фридриху II. Но ради примирения с Екатериной он объявил ей, что король наконец согласен признать ее императорский титул. Старая склока из-за него со времен Петра Великого отравляла франко-русские отношения и показывала Петербургу, насколько мало король Франции уважает эту страну. Когда Екатерина заняла трон, французский посол заявил, что Франция готова признать ее власть в обмен на «уверительную грамоту» (reversale) – гарантию от России, что она не будет стремиться к смене протокольного старшинства, определяющего иерархию европейских стран, в которой главенствовала Франция, а России отводилось место в последних рядах. Екатерина отказалась выдать такую грамоту, закреплявшую за ее страной низший статус, и вопрос остался открытым, несмотря на то что российская монархиня прямо требовала признать за ней императорский титул, унаследованный от Петра Великого. В 1773 году позиция Франции стала более гибкой, Франция признавала за Екатериной императорский титул, но только на латыни. Екатерина смирилась с этим. Ее место на международной арене, столь прочное после побед в Турции и раздела Польши, свидетельствовало, что российская держава существует, вопреки французскому протокольному крючкотворству. В итоге во франко-российских отношениях произошла некоторая разрядка.