Джон Эллиот - Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

Таким образом, благодаря растущему европейскому спросу промышленность Кастилии при Карле V переживала период экономической экспансии. Но самое широкое распространение получило производство тканей, особенно развитое в Сеговии, Толедо, Кордове и Куэнке, и в этой сфере основной спрос был испанским и американским. Если не считать того, что экспортировалось в Индии, большая часть кастильских тканей поставлялась на внутренний рынок страны. Представляется весьма вероятным, что этот внутренний рынок рос. К 1541 году население Кастилии составляло примерно 6 270 000, что предполагает определенный рост численности в конце XV века. Увеличение численности населения стало вызовом для местной промышленности и земледелия, и они, соответственно, демонстрировали признаки роста. Под пашню передавались новые земли, появлялись новые центры текстильного производства. Но, несмотря на очевидные признаки экспансии, и промышленность, и земледелие страдали от внутренней слабости и были уязвимы для внешнего давления, замедлявшего их прогресс и снижавшего эффективность.

Кастильские земледельцы, которых постоянно третировала королевская полиция, защищавшая интересы производителей шерсти, теперь должны были удовлетворять не только растущий спрос у себя дома, но и потребности американского рынка. Прибыль, получаемая от продажи вина и масла в Индии, постепенно уводила капиталы и ресурсы юга Испании из производства зерна к выращиванию винограда и оливок. Это еще больше повышало требования к производителям зерна в Старой Кастилии. Но большинство из них были мелкими крестьянами, не имевшими ни ресурсов, ни технических навыков, чтобы преодолеть главное препятствие к существенному росту производства – проблему засухи. Создание оросительных систем требовало денег, которые в то время были задействованы в коммерческих проектах, и крестьяне, предоставленные сами себе, увеличивали производство единственным известным им способом – распахивая новые участки земли. Новую землю можно было взять в аренду у собственников-аристократов, часто сдававших ее на короткое время, и цена земли давила на плечи крестьян тяжелее, чем прежние феодальные поборы. Более того, деньги на освоение земли нужно было занимать у богатых сельчан или горожан. Это делалось посредством censo al quitar – краткосрочных займов под 7,14 процента (одной четырнадцатой от капитала), под залог земель заемщика. Теоретически, крестьянин должен был получить выгоду за счет повышения цен на сельскохозяйственную продукцию и за счет узаконенного в 1535 году права выкупить censo в любой момент. Но на практике его прибыль уменьшалась за счет tasa – фиксированного максимума, который снова установили в 1539 году для цен на зерно, и обычно крестьянин был не в состоянии выкупить censo. Если при Карле V кастильским крестьянам еще удавалось остаться при своем, то растущий объем крестьянских задолженностей подсказывал, что перспективы на будущее далеки от радужных. Один-два года неурожая или падение цен на сельхозпродукцию могли с легкостью привести к катастрофе.

Производство текстиля, хотя и переживало бум, похожий на подъем в кастильском земледелии, тоже не имело надежного фундамента. С самого начала оно столкнулось с проблемой качества. Хотя производство сукна в Кастилии тщательно – даже чрезмерно – регламентировалось контролем гильдий, они уделяли мало внимания технической подготовке суконщиков, и в их адрес поступал бесконечный поток жалоб по поводу низкого качества продукции домашнего производства. Другой проблемой была проблема рабочих рук. Молодая индустрия внезапно обнаружила, что тонет под наплывом огромного внутреннего и американского спроса, который не в состоянии удовлетворить. Не имея возможности найти достаточное количество рабочих рук среди городских ремесленников, она сначала обратила свои взоры к крестьянам, а затем к целой армии бродяг и попрошаек, скитавшихся по дорогам Кастилии. В 1540 году был заново введен закон о бедных 1387 года, предполагавший суровое наказание за бродяжничество и разрешавший местным властям заставлять бродяг работать бесплатно. Принятие этого закона в 1540 году стало победой школы крупного философа-гуманиста Хуана Луиса Вивеса, который в своем De Subventione Pauperum, опубликованном в 1526 году в Брюгге, требовал полного запрета попрошайничества и строгого регулирования общественной благотворительности. Но если корона и кортесы высказывались в пользу подхода Вивеса к проблеме праздной бедности, то члены нищенствующих орденов подвергали его суровой критике и делали все возможное, чтобы снизить эффективность нового закона. Упорство фра Доминго де Сото и его коллег в том, что нищенство – это фундаментальное право человека, которого никто не может быть лишен, очевидно, вызывало определенное сочувствие в обществе, поскольку в 1552 году кортесам снова пришлось настаивать, что бродяг нужно заставить работать на том основании, что «рабочих рук меньше, чем работы, которую необходимо делать». Но хотя закон 1540 года по-прежнему считался основой государственной политики, он, видимо, так и остался пустым звуком. Бродяги продолжали уклоняться от нерешительных попыток заставить их работать, а сохранявшаяся нехватка рабочих рук, несомненно, вносила свой вклад в один из основных недостатков кастильских тканей – их слишком высокую цену.

Все первые годы царствования Карла V сопровождались дружным хором жалоб на высокие цены кастильских то варов, в особенности домотканого текстиля. Эти жалобы достигли апогея во время сессии кортесов 1548 года в Вальядолиде, которая объяснила высокие цены спросом на кастильское сукно за пределами Испании и в качестве средства спасения предложила разрешить импорт иностранных тканей в Кастилию, одновременно запретив экспорт кастильских тканей даже в Индии. Корона ответила на это, разрешив импорт иностранных тканей, но кортесы остались недовольны. В 1552 году они снова стали настаивать на запрете экспорта тканей в Америку. Несмотря на то что корона снова отказалась принять такое радикальное предложение, она сделала шаг в сторону пожеланий кортесов, запретив весь экспорт кастильских тканей, кроме экспорта в Индии.

Как и следовало ожидать, следствием этого удивительного законотворчества стала резкая депрессия в кастильском текстильном производстве, которое внезапно обнаружило, что ему угрожает конкуренция со стороны более дешевых иностранных товаров. В дальнейшем в 1555 и 1558 годах пришлось спешно принимать законы, отменяющие запрет на экспорт. Но каким бы недолговечным ни было законодательство 1548–1552 годов, его значение оказалось огромным, поскольку оно ознаменовало точку, в которой развивающаяся кастильская экономика столкнулась с первым серьезным кризисом, который показал, что страна блуждала в потемках, пытаясь ощупью найти способ разрешения своих проблем.