Джон Эллиот - Испанская империя. Мировое господство династии Габсбургов. 1500–1700 гг.

Возможно, что в царствование Карла V генуэзцы действительно преобладали на юге страны, но в городах Северной Кастилии сложился активный класс местных купцов и финансистов. Об этом много говорит венецианец Андреа Навагеро, побывавший в Бургосе в период 1524–1526 годов во время своего путешествия по полуострову: «Это очень многолюдный город, где можно встретить ремесленников самого разного рода. Здесь проживает несколько благородных сеньоров и знатных людей, обитающих в красивых дворцах, например коннетабль Кастилии граф Салинас. Но большая часть жителей – это богатые купцы, которые путешествуют по делам торговли не только по всей Испании, но и по всему свету. У них очень хорошие дома, живут они с большим комфортом, и это самые обходительные люди из всех, кого я встречал в Испании». Бургос действительно был городом купеческих династий, таких как Малуэнда, Саламанка и Миранда, имевших партнеров в других городах Северной Кастилии, включая самое известное семейство Руис из Медина-дель-Кампо.

Многие из этих семей являлись участниками крупных предприятий. Сделав себе состояние на торговле шерстью, они расширили сферу своей деятельности на другие коммерческие и финансовые сферы, включая кредитные операции для Карла V. У них были свои представители в банкирских домах Севильи, принадлежавших таким уроженцам этого города, как Эспиноса, вероятно, выходец из семьи конверсо, изначально приехавшей из Медина-де-Риосеко. Нет никаких оснований считать, что эти кастильские бизнесмены в своих коммерческих и финансовых навыках уступали своим коллегам из других стран Европы. Широко распространенное участие кастильцев в коммерческих сделках за пределами Испании предполагает, что испанские купцы ни в коей мере не страдали местечковой ограниченностью, а Симон Руис вообще может считаться воплощением классического делового человека XVI века.

Неизвестно, насколько эти люди были заинтересованы в предприятиях, связанных с производством, но они как минимум не упускали случая воспользоваться коммерческими и финансовыми возможностями, возникавшими в связи с растущим благосостоянием страны в начале XVI века. Действительно, нет никаких признаков того, что кастильцы XVI века от природы не годились для занятия бизнесом, и если второе или третье поколение купеческих династий предпочитало конторской скуке существование в атмосфере аристократических удовольствий, то это лишь подчеркивает их сходство с коллегами из других мест Европы. Таким образом, все указывает, что в начале XVI века имелись все предпосылки для развития в Кастилии динамичного «капиталистического» элемента, который – как его эквивалент в Англии и Голландии – мог бы постепенно привнести в общество какие-то свои идеалы и ценности. Тот факт, что эти предпосылки не реализовались, предполагает наличие каких-то неблагоприятных обстоятельств, оказавшихся слишком важными, и то, что предприимчивость северокастильской bourgeoisie не смогла преодолеть ухудшение экономического положения и социального климата в стране.

Очевидно, что ответственность за экономический провал Кастилии в гораздо большей степени лежит не на предпринимателях, а на более высоком социальном слое; на правительстве, а не на бизнесменах. В действительности многие просчеты правительства следует искать в провалах Совета по финансам. Его члены, из которых почти никто не имел личного опыта в коммерческих и финансовых делах, не делали никаких попыток разработать последовательную экономическую программу или оценить последствия завоевания американской империи для экономики Кастилии. Часто можно слышать о «меркантилистской» политике Испании XVI века, но на это можно обоснованно возразить, что страна столкнулась с такими серьезными экономическими трудностями, именно благодаря отсутствию последовательно проводимой меркантилистской политики (исключая монополию Севильи). Если не считать рудников, не было сделано никаких попыток систематизировать освоение ресурсов Нового Света, и почти ничего не было сделано для развития экономики Нового Света таким образом, чтобы она могла дополнить экономику Кастилии. Правительство действительно приказало уничтожить перуанские виноградники и оливковые рощи из страха, что они составят конкуренцию экспорту вина и масла из Андалусии, но, с другой стороны, колониальным предприятиям было позволено развиваться бесконтрольно, и Карл V специально поощрял производство шелка в Новой Испании, хотя оно являлось очевидным конкурентом производству в Гранаде. Возможно, развитие таких колониальных предприятий было разрешено из-за неспособности кастильских производств удовлетворить потребности американского рынка, но, похоже, правительство не заметило, что более логичным способом решения этой проблемы было бы обеспечение ускоренного роста производства в метрополии. Точно так же ничего не было сделано, чтобы решить проблему острой нехватки кораблей, необходимых для сохранения реальной монополии на торговлю с Новым Светом. Но самым серьезным провалом стало отсутствие какого-либо плана, способного обеспечить, чтобы поставки американского серебра шли на пользу кастильской экономике. Хотя ответственность за этот провал лежит непосредственно на Совете по финансам, он в конечном счете связан с гораздо более масштабным вопросом о средствах, которые использовал Карл V для финансирования своей имперской политики.

После того как его выбрали императором, Карл V обнаружил, что обременен огромными обязательствами. Борьба с Францией в 1520-х, наступательные и оборонительные операции против турок в 1530-х, а затем, в 1540-х и 1550-х, безнадежная задача подавления ереси и революции в Германии – все это создавало постоянную нагрузку на имперские финансы. Непрерывно испытывая отчаянную нехватку средств, Карл обращался то к одному, то к другому из своих владений в поисках денег, а в моменты острого безденежья на невыгодных условиях договаривался со своими немецкими и генуэзскими банкирами о займах под залог нынешних и будущих источников дохода. Постоянная нехватка денег в первые годы его царствования породила мрачные пророчества о неизбежной финансовой катастрофе, но в действительности ожидаемое банкротство материализовалось только в 1557 году, когда трон своего отца унаследовал Филипп II. До этого призывы Карла к подданным проявить щедрость и регулярные обращения к займам у банкиров каким-то образом позволяли предотвращать катастрофу. Однако империи пришлось дорого заплатить за отказ от попыток организовать имперские финансы на какой-то разумной основе и создать программу последовательного экономического развития различных территорий.