Модест Колеров - Петр Струве. Революционер без масс [сборник]

С., Бердяева, Булгакова, Франка, поддержанное Новгородцевым и С. А. Котляревским было актуализировано автором этих строк для обозначения того образа направления, которое приняла для себя, прежде всего, группа этих бывших «критических марксистов», чтобы придать своей коллективной эволюции терминологически внятную динамику. См. М. А. Колеров. Не мир, но меч. Русская религиозно-философская печать от «Проблем идеализма» до «Вех», 1902–1909. СПб, 1996 (раздел «Идеалистическое направление (1902–1906)»); М. Колеров. «Идеалистическое направление» и «христианский социализм» в повременной печати: Новый Путь (1904) \ Вопросы Жизни (1905); Народ (1906); Полярная Звезда (1905–1906) \ Свобода и Культура (1906); Живая Жизнь (1907–1908). Росписи содержания // Исследования по истории русской мысли. [3] Ежегодник за 1999 год. М., 1999. В историографии, в отличие от истории права, это понятие, однако, не получило развития, если не считать его простого воспроизведения (без ссылки на литературу) в статье: Е. Л. Рудницкая. Трактовка социализма «идеалистическим направлением» общественной мысли России. С. Н. Булгаков / // Вопросы истории. М., 2006. № 5 (вошла в сб.: Е. Л. Рудницкая. Лики русской интеллигенции. М., 2007). О связи идеалистического направления в целом с социал-либеральной правовой мыслью в трудах Новгородцева, Е. Н. Трубецкого, Кистяковского, Г. Ф. Шершеневича, Л. О. Петражицкого: А. В. Попова. Неолиберальная модель государственного и общественного устройства России на рубеже XIX–XX вв. М., 2012. С. 71–94 (Гл. II. § 1. Предмет философии права в трактовке представителей позитивистского и идеалистического направлений неолиберальной правовой доктрины).

2Несмотря на свой университетский статус приват-доцента и профессора, Новгородцев с середины 1890-х стоял очень близко к текущей общественной полемике, явно выделяя в ней и разделяя позицию «критического направления» в марксизме. В 1901 г. он защитил и в 1902 г. издал докторскую диссертацию, в которой, рискуя навлечь на себя критику за бедность привлечённой литературы, сконцентрировал актуальные проблемы соотношения этических и общественных факторов в новейших трудах А. Д. Градовского, Милюкова, Б. Н. Чичерина, С. Н. и Е. Н. Трубецких, Булгакова, Кистяковского, С., Д. М. Петрушевского, Р. Ю. Виппера, И. М. Гревса, В. С. Соловьёва, включая внутримарксистскую полемику Булгакова и Струве 1896–1897 гг. о «свободе и необходимости» ( П. И. Новгородцев. Кант и Гегель в их учениях о праве и государстве [1902]. СПб, 2000). Фокусирование внимания Новгородцева на «критических марксистах» одновременно с вождём новейшего русского идеализма Соловьёвым и его последователями Трубецкими — не могло звучать иначе, как беспрецедентный аванс академической науки идеалистическому радикализму и прямая ему поддержка, вокруг которого созрело авторское ядро будущего сборника «Проблемы идеализма». Выступая за возрождение «естественного права», Новгородцев изначально вполне изящно обходил сложнейший вопрос о его возникновении, утверждая, что самостоятельная нравственная оценка явлений важнее условий образования права и за обоснованием её философии не к кому более обратиться, кроме как к Канту (Там же. С. 30–31). Новгородцев специально осветил политический смысл своего философского творчества, будучи известным практиком легальной и нелегальной либеральной оппозиции. Символически изображая Канта как основателя философии либерализма, а Гегеля как основателя философии социализма, Новгородцев искал между их крайностями линию социал-либерального баланса и для этого, хоть и выводил идеи из подчинения общественно-политическому контексту, подчёркивал их политические, прикладные роль и генетику. Здесь он прибегал к формуле Виппера: « политическая идея есть действительно абстракция , хотя она… продукт некоторого сложного состояния, целой совокупности данных…» (С. 39). И резюмировал: «Иногда теоретик идёт в своих желаниях далее распространённых взглядов своего времени, иногда он только прикрывает громкими фразами свои партийные цели» (С. 67). Именно этот конфликт идей и практики в ходе реализации требований «естественного права» превращается в подобие революционной теории: «сущность естественно-правовой идеи состоит прежде всего в её критическом духе. Она знаменует собою независимый и самостоятельный суд над положительным правом. Это призыв к усовершенствованию и реформе во имя нравственных целей. (…) Самый факт критики, самая идея суда над положительным порядком имеют огромное знание» (С. 225). И Новгородцев вполне революционно заключает, что в таких требованиях права «обыкновенно находили себе место идеальные стремления и самостоятельные и прогрессивные начала, которые не получили доступа в положительное право и существующий строй. Иногда заявления о естественной справедливости свидетельствуют о готовящихся конфликтах государственной жизни, о тех потрясениях, через которые она должна пройти, прежде чем проникнуться новыми началами. Соответственно степени обострения этих практических конфликтов возрастают пафос и красноречие теоретических построений, переходящих порою в пропаганду революционных идей» (С. 113).

3Он, в частности, сказал, апеллируя к связанной в русском сознании с Герценом культовой фигуре религиозно-социалистического национального освобождения и объединения Италии Дж. Мадзини: «Я вспоминаю, что Д. Мадзини пишет в сочинении своём „Об обязанностях человека“: (…) какова бы ни была цель, для которой мы созданы Богом, но достичь её мы можем только развитием и постоянным упражнением своих способностей» (Из русских изданий // Образование. СПб, 1902. № 7–8. III о. С. 97). «Ярким знамением времени» назвал речь М. А. Стаховича и консервативный издатель правой газеты «Новое Время» А. С. Суворин ( А. С. Суворин. Дневник. М., 2015. С. 332).

4 Н. Рожков. Значение и судьбы новейшего идеализма в России (По поводу книги «Проблемы идеализма») // Вопросы философии и психологии. Март — апрель 1903. Кн. II (67). II о. С. 315–316, 318–319. Эпоху спустя известный советский большевик и марксист чутко обнаружил доминирующую социалистическую, социал-демократическую тенденцию в этой эволюции С. и его круга, помещая её в контекст германской социал-демократии: «В настоящее время вся социал-демократия окрашена в один ревизионистский цвет (…) идеологи социал-демократии, освободившись от марксистского „груза“, заняты не более и не менее, как созданием новой социалистической религии. (…) Подобно русским Булгаковым, Струве и Булгаковым, идеологи немецкой социал-демократии разочаровались в науке и находят единственное спасение уже не в этике, а просто в религии» ( А. М. Деборин. Последнее слово ревизионизма [1924] // А. М. Деборин. Философия и марксизм. Изд. 3. М., 2011. С. 71).