Модест Колеров - Петр Струве. Революционер без масс [сборник]

Хорошо известное политическое и публицистического ожесточение 1900–1910-х между большевиками и меньшевиками, хрестоматийная личная брань Ленина в адрес его оппонентов в 1900–1910-е, конечно, не в полной мере были изобретены в те годы и в той среде. Они вдохновлялись и самим критическим наследием Маркса, и ожесточением «освободительной» политической критики самодержавия. Родственны они были и внутримарксистской полемике в России 1890-х (не считая полемики русских марксистов социал-демократов против народников-марксистов): свободная от «чинопочитания» и догматической монополии, она никак не останавливала «партийных товарищей» от весьма резких взаимных научных нападок. Известны личные грубые нападки Ленина на С. на чтении первым своего реферата о дебютной книге С. у него же на квартире, которые на практике произносились в узком товарищеском кругу и без каких-либо практических последствий 20. В частном письме — без публичных и политических риторических обязательств — другой, наряду с Лениным, ведущий организатор нелегального петербургского социал-демократического «Союза борьбы за освобождение рабочего класса» Ю. О. Мартов (Цедербаум) вспоминал о лично известной ему картине середины 1890-х. Цитируя мысль Плеханова о том, что «революционное движение в России может восторжествовать только как революционное движение рабочих», Мартов свидетельствовал: «Струве и Ленин в 90-х гг. говорили то же, что и я, но только смотрели односторонне» [102] Ю. О. Мартов и А. Н. Потресов. Письма. 1898–1913. М., 2007. С. 179 (письмо от 6 октября [н. ст. 1908]). . Так что внутрипартийное полемическое ожесточение, характерное для узких кружков социал-демократов 1890-х, было обычным делом, а их обвинения в недостаточной революционности — едва ли не правилами игры в борьбе за лидерство в партии.

Фактом было и полемическое ожесточение московского марксиста Булгакова против петербуржцев С. и Туган-Барановского. Но именно оно, ожесточение, в полемике Булгакова против С. в «Вопросах философии и психологии» (1896–1897) и в полемике Булгакова против С. и Туган-Барановского по вопросу о рынках (1896) сделало его признанной ведущей фигурой марксистского движения. Если в сборник «Материалы к характеристике нашего хозяйственного развития» (1895) тогда не известный Булгаков приглашён не был, то в первый русский марксистский журнал «Новое Слово» (1897) возглавившие его С. и Туган-Барановский прославившегося в их кругу Булгакова уже пригласили.

В своей первой монографии, напечатанной в 1896-м, но задержанной цензурой на год до конца 1897-го, Булгаков избрал центром исследования историю вопроса о рынках в России во внутримарксистской полемике политических народников В. В., Николая — она и социал-демократа Туган-Барановского и, таким образом, теоретическое доказательство возможности развития капитализма в России за счёт исключительно внутреннего рынка. Булгаков выступил против (оригинально применяющего марксистскую догму о необходимости внешнего рынка) мнения Николая — она о том, что для русского капитализма роль внешнего рынка играет «внутренний крестьянский рынок», но, подвергаясь капиталистическому обнищанию, он сокращается и тем самым капитализм сам уничтожает свою основу.

Анализируя «Критические заметки» С., Булгаков верно обнаруживает, что С. фактически колеблется, не находит определённого решения вопроса о рынках: «Превосходные замечания этого писателя о значении внутреннего рынка для развития русского капитализма и о возможности этого развития на основе одного внутреннего рынка лишены всякого теоретического обоснования» [103] С. Булгаков. О рынках при капиталистическом производстве. Теоретический этюд. М., 1897. С. 32, прим. . И это действительно так. В полемике против В. В. излагая его адекватно воспроизведённую им в печати ещё в 1883–1889 гг. марксистскую теорию, С. пытается лишь исподволь ограничить его пессимизм в отношении внутреннего рынка рядом включённых в изложение оговорок, грубо игнорирующих реальность абсолютно преобладающе крестьянской России с её новым капитализмом и потому лишь подходящих от абстрагирования к описанию настоящего положения дел (курсив далее принадлежит С.):

«В сложившемся капиталистическом обществе, которое мыслится… состоящим исключительно из предпринимателей и рабочих , существует постоянный излишек товаров , который не может быть потреблён внутри данного общества и должен поэтому искать внешних рынков. Эта теория верна, поскольку она констатирует тот факт, что прибавочная стоимость не может быть реализована в потреблении ни капиталистов, ни рабочих, а предполагается потребление третьих лиц. Но, во‑1‑х , никакое, даже наиболее „капитализировавшееся“ (по странной терминологии г. В. В.) общество не состоит исключительно из промышленных предпринимателей и рабочих. (…) Во‑2‑х , тот факт, что потребление третьих лиц внутри страны не может быть достаточно широко для того, чтобы на него могло опираться в своём развитии капиталистическое производство, этот факт должен быть специально доказан. Для России подобное положение недоказуемо» [104] П. Струве. Критические заметки к вопросу об экономическом развитии России. Вып. 1. СПб, 1894. С. 251–252. .

Далее в изложении С. доктрина В. В. переходит к практическому выводу о том, что развитие капитализма в России не должно следовать « английскому шаблону » (просто потому, что не имеет исторических и, предполагается, колониальных условий Англии), а должно ориентироваться на пример Америки.

В свою очередь Булгаков ставит перед собой задачу развить марксистскую догму: проверить положение о невозможности существования капитализма без внешних рынков, теоретически опираясь на второй том марксового «Капитала»: «Тот путь, на который вступило наше народное хозяйство с начала текущего (XIX — М. К. ) века и в особенности после реформы (1861 года — М. К. ), есть ли путь развития или вырождения ?» Булгаков делает вывод: «Капитализм может существовать, при известных условиях, исключительно внутренним рынком…». И даже не видит убедительных примеров того, что «возможно развитие капитализма в новой стране на основе внешнего рынка» [105] С. Булгаков. О рынках при капиталистическом производстве. С. 1–3, 190 прим. . И тем самым — в прямое противоречие народникам, взявшим марксизм на вооружение, — радикально выступает за то, что у России достаточно внутренних сил для капиталистического развития.

Развивая также принципиально уточняющий марксистскую догму тезис Туган-Барановского о том, что «капиталистическая форма производства не требует внешних рынков; расширение производства само по себе создаёт непрерывно расширяющийся рынок», Булгаков приходит к выводу, сохраняющему более крепкую связь с догматической и уже подвергающейся в то время ревизии «теорией обнищания» пролетариата: «расширение капиталистического производства совершается не на счёт расширения потребления (…), но на счёт расширения внешнего поля производства» [106] С. Булгаков. О рынках при капиталистическом производстве. С. 246, 159, 259. См. также о дискуссии о рынках: С. 235–257. Здесь Булгаков вполне лояльно спорит со С. (С. 226), но резко выступает против Туган-Барановского (С. 21, прим.) . Но и коммунистический конец капиталистический истории, даже развившейся из внутренних ресурсов народного хозяйства независимо от внешних рынков, не покидает сознания Булгакова: как искренний социал-демократ, он предрекает момент остановки роста капитала, который становится его финалом: «безграничному развитию производительных сил, которому соответствует техническая основа капиталистического процесса производства, противоречат те социальные путы, которые оковывают это свободное развитие…» [107] С. Булгаков. О рынках при капиталистическом производстве. С. 169, 160.