Григорий Трубецкой - Воспоминания русского дипломата

Вскоре по приказанию полковника Труссона все дело эвакуации было передано в ведение русского морского штаба. Это неизбежно сразу же внесло путаницу в работу. А между тем с началом эвакуации в Севастополе скопилось много беженцев из Симферополя, Ялты, Евпатории, Балаклавы и других городов. С целью успокоения взволнованного населения и уменьшения продовольственного кризиса представлялось крайне важным скорее освободиться он этого пришлого элемента. Однако французская морская база, выдававшая пропуски, производила это крайне медленно; приемные часы были ограничены, а обращение чинов базы с публикой было надменным и оскорбительными. С другой стороны, всевозможными поверками французское командование тормозило как погрузку судов, так и выход их в море.

Для удовлетворения нужд по эвакуации военных учреждений, а также для уплаты жалования и выдачи пособия чинам Добровольческой армии, комендант крепости потребовал из местного банка, на основании имевшейся ассигновки, полмиллиона рублей. Директор банка оплатить таковую отказался под предлогом неимения денег, что на самом деле было неверно, так как в распоряжении правительства имелось до 11 миллионов рублей.

Об этом обстоятельстве было сообщено полковнику Труссону, который заявил, что в это он не вмешивается и предоставляет генералу Субботину полную свободу действий.

Вызвав по телефону директора банка, генерал Субботин под угрозой ареста добился получения миллиона рублей.

Однако через два дня генерал Субботин получил от полковника Труссон следующее сношение:

«До моего сведения дошло:

1) Что правительство увезло все деньги, оставив городское самоуправление без денег.

2) Что пароход “Волга” груженный зерном ушел, несмотря на отданный мною приказ.

3) Что добровольцы, уходя, грабят материалы.

Вследствие этого я приказываю:

1) Ни одному пароходу не будет дано разрешение на выход, пока все не будет возвращено.

2) Все чины бывшего правительства и главным образом министр финансов будут немедленно задержаны моим распоряжением и препровождены ко мне до полудня. Такая же мера по отношению адъютанта начальника штаба командующего добровольцами, по фамилии Мурзин.

3) Добровольцы имеют право увозить их личный багаж, ружья, пушки, патроны и снаряды. Безусловно, воспрещается вывоз продовольствия городского или государственного, какого бы происхождения оно ни было, в частности муки, зерна, постельных принадлежностей, мебели и госпитальных материалов.

Вы непосредственно ответственны в исполнении этих приказов».

Для разъяснения всех этих вопросов генерал Субботин в тот же день лично посетил полковника Труссона, который резко заявил, что по имеющимся у него сведениям, в Севостопольском [отделении] Государственного банка было около 11 миллионов рублей, деньги эти исчезли и он не может допустить, чтобы народное хозяйство расхищалось. На это генерал Субботин возразил, что за деятельность министров он не ответствен.

– Почему до настоящего времени они ко мне не доставлены?

– Я понял из Вашего сношения, что это будет сделано Вашим распоряжением.

– Нет, это должны сделать Вы. Я требую чтобы миллион, взятый Вами, был возвращен.

– Это невозможно, так как деньги нужны для расходов по эвакуации, для оплаты жалования и выдачи пособий. По закону я имею право это сделать. Правительство выдало пособие всем, я же выдаю только эвакуирующимся, так как выдачу пособий не эвакуирующимся считаю несправедливой и у меня не хватит денег для удовлетворения претензий этих последних. Денег от офицеров я отобрать не могу, так как многие уже произвели необходимые расходы, а многие уехали. Без денег я не могу продолжать эвакуацию.

– В таком случае я приказываю сдать пятьсот тысяч. У офицеров отобрать все, что возможно. Все вышедшие суда будут возвращены, обысканы моим распоряжением и пока с них не будет снято все, кроме собственных вещей артиллерийского имущества и отысканы деньги, ни одно судно не уйдет. До тех пор пока я не получу пяти миллионов, все министры будут арестованы, а также будете арестованы Вы и начальник штаба.

Дав исчерпывающие объяснения по всем остальным пунктам сношения генерал Субботин на следующий день написал полковнику Труссону:

«Имею честь просить Вас не отказать прислать мне письменное приказание возвратить сумму, полученную мною для уплаты содержания офицерам русской армии за прошлые месяцы и добавок, который согласно русским законам должен быть уплачен в случае эвакуации.

Однако прошу иметь в виду, что я подчинился Вашим приказаниям только в вопросах оперативных, а в вопросах снабжения, будь то денежное довольствие или питание я считаю себя подчиненным генералу Деникину, по приказанию которого я имею честь быть комендантом Севастопольской крепости. Взамен миллиона, который был роздан офицерам и их семьям. находящимся ныне в нужде, без гроша и крова и для нужд самой эвакуации, – крепость располагает запасами и материалами на несколько сот миллионов.

Я хочу довести до Вашего сведения, что свидетельство недостатка доверия ко мне как высшему представителю армии, может быть истолковано, как оскорбление чести русской армии, как бы ни была она мала здесь под моим командованием».

В течение двух дней ответа на это письмо не последовало, несмотря на вторичное письмо генерала Субботина к полковнику Труссону, в котором он, разъясняя положение офицеров и их семей, просил отменить приказ о возврате денег, а также не задерживать эвакуации, отчего страдали неповинные женщины и дети и настаивал на разрешении судам выйти в море с грузами, потому что для разгрузки их не было рабочих.

Наконец 1 апреля было получено отношение полковника Труссона: «Разрешаю офицерам и служащим уезжать с деньгами, которые они получили. Только деньги, которые Вы смогли возвратить будут сданы Вами в банк под расписку. Во всяком случае – закон, который Вы применили для уплаты содержания вперед, может быть, отнесен лишь к людям, исполнявшим свой долг и уезжающим согласно приказанию. Между тем – многие офицеры Добровольческой армии получили вперед содержание несмотря на то, что они постыдно бежали перед неприятелем, покинув без боя товарищей, имущество, раненых и являя перед всеми самое гнусное зрелище. Я не предполагаю, чтобы закон мог быть применен к этим людям, и против этого-то злоупотребления я и хотел восстать.

Что сделано, то сделано, пусть покидают Севастополь немедленно, но способ, примененный здесь для опустошения Государственной казны, перед бегством будет доведен до сведения кого следует».

В высокой степени наглое рассуждение полковника Труссона о бежавших добровольцах не отвечало действительности и приведено им, по-видимому, лишь с целью оправдания своих поступков.