Денис Козлов - Во главе действующего флота

Не привнесло радикальных изменений в функциональный статус генмора и учреждение Морского штаба верховного главнокомандующего в феврале 1916 г. Назначение на пост руководителя этого органа А. И. Русина, сохранившего за собой и должность начальника генмора, безусловно, создавало благоприятные условия для более полного и эффективного подключения морских генштабистов к процессу управления силами. Однако на практике центр тяжести стратегического руководства действующими флотами оказался в Морском штабе ставки, хотя, как было показано выше, этот орган не имел достаточно мощного управленческого аппарата для качественной реализации столь ёмкой и сложной функции.

В ведении Морского генерального штаба, продолжавшего играть в вопросах управления силами лишь вспомогательную роль, остались Сибирская и Амурская флотилии, не принимавшие участия в боевых действиях. В сфере ответственности генмора находилось оперативное оборудование морских театров военных действий, прежде всего — развитие системы базирования. Значительную работу проделал штаб по организации обороны межсоюзнических морских коммуникаций в Баренцевом и Белом морях. Генмором было подготовлено формирование в 1916 г. флотилии Северного Ледовитого океана — первого постоянного оперативного объединения на Северном морском театре. В компетенции штаба оставалось ведение стратегической разведки в интересах флота, на ведение которой с начала войны до февраля 1917 г. в рамках «кредитов на секретные расходы» было ассигновано из казны 2 млн. рублей [280].

Важным компонентом деятельности генмора в годы войны стало поддержание «тесного общения» с морскими генштабами Франции и Великобритании. Несмотря на то, что специально для внешних сношений по военным вопросам в Штабе верховного главнокомандующего была учреждена Дипломатическая канцелярия во главе с князем Н. А. Кудашевым, затем Н. А. Базили [281], основная работа по решению «текущих» вопросов в интересах морского ведомства выполнялась генмором. Главными направлениями сотрудничества являлись « предоставление нам предметов военного снабжения, обмен техническими сведениями в области использования новых средств борьбы с врагом, систематический обмен сведениями о противнике и… разнообразные вопросы, связанные с посылкой английских подводных лодок в Балтийского море, английских кораблей для службы на нашем Севере и с участием крейсера «Аскольд» в операциях союзных эскадр в Средиземном море » [282]. Морской генеральный штаб входил в контакт с союзными коллегами и для решения организационных вопросов, например, отправки капитана 2 ранга М. И. Смирнова «с секретным поручением» к командующему союзной средиземноморской эскадрой в феврале 1915 г., в преддверии Дарданелльской операции англо-французов [283].

Морской генеральный штаб курировал деятельность российских представителей, работавших непосредственно в союзных флотах. Так, в сентябре 1914 г. в британский Гранд Флит был направлен флигель-адъютант капитан 1 ранга М. А. Кедров (бывший флаг-капитан штаба начальника 2-й бригады линейных кораблей Балтийского моря) [284], которого в мае 1915 г. сменил капитан 1 ранга Г. К. фон Шульц (бывший командир крейсера «Адмирал Макаров») [285]. Сношения генмора с военно-морским руководством Японии и Италии были гораздо менее интенсивными и касались, главным образом, организации военных поставок.

Кроме того, генмор проводил значительную повседневную работу в интересах действующих флотов, облегчая решение вопросов, зачастую не входивших в его непосредственную компетенцию: « Командующие флотами все свои сношения вели через Морской генеральный штаб, являвшийся таким образом, представителем боевого флота, защитником и проводником его интересов и нужд во всех государственных учреждениях. Боевые флоты находились в постоянных тесных сношениях и общении с Морским генеральным штабом. Командующие флотами и старшие чины боевых флотов, приезжая в Санкт-Петербург, обычно останавливались в квартире начальника Морского генерального штаба, где обсуждались и быстро разрешались все насущные вопросы. Флоты… были избавлены в большой степени от всякой переписки, потому что многие вопросы возбуждались командующими Балтийским и Черноморским флотами по прямым проводам или посредством посылки офицера со словесным докладом в Морской генеральный штаб, а последний облекал все в письменную форму для необходимых сношений, благодаря чему достигался огромный выигрыш во времени и все осуществлялось чрезвычайно быстро » [286].

Вот как описал свои впечатления от посещения генмора летом 1915 г. М. А. Кедров, возвратившийся из Англии для вступления в должность командира линейного корабля «Гангут»: « Войдя в Морской Генеральный Штаб, я нашел там кипучую деятельность — Морской Генеральный Штаб состоял из молодых, энергичных офицеров. Меня эта обстановка успокоила. Мне хотелось верить, что неудачи на фронте временные и Россия выйдет из них с честью » [287].

Весьма интенсивно работал морской крепостной совет (только в 1916 г. рассмотрено около двухсот вопросов), занимавшийся, главным образом, заказами «предметов артиллерийского снабжения» для морских крепостей [288].

Возобновилось подключение к Морскому генеральному штабу посторонних дополнительных подразделений, нуждавшихся в содействии штабных специалистов. Так, во внештатной службе тыла появилась «организация по перевозке леса морем» (из Ревеля в Петроград). В июле 1916 г., после передачи административного и военного управления на Севере в ведение Морского министерства, при генморе было образовано «Управление Беломорским и Мурманским районами» («Убелмур») [289]. В то же время морская регистрационная служба (контрразведка) во главе с капитаном 2 ранга В. А. Виноградовым появилась в составе штаба лишь осенью 1916 г. (приказ начальника Морского штаба верховного главнокомандующего от 9 (22) октября 1916 г. № 26) [290], хотя потребность в этой структуре возникла значительно раньше [291].

Полномочия Морского генерального штаба существенно расширились лишь после Февральской революции. 7 (20) марта 1917 г. все центральные учреждения морского ведомства были подчинены помощнику морского министра, за исключением генмора, который остался в прямом подчинении министру.

Как ни странно, в первые месяцы своего существования Временное правительство и, в частности, военный и морской министр А. И. Гучков (впервые в российской истории — штатское лицо) продемонстрировали гораздо больше понимания основ теории военного управления (в частности, принципа недопустимости дублирования функций), нежели военно-политическое руководство царской России. Новые власти [292]обозначили стремление к устранению функционального параллелизма в руководстве силами флота путем создания единого центра стратегического управления. После упразднения Морского штаба главковерха таковым центром — в соответствии с буквой и духом «Наказа…» 1906 г. — вновь стал Морской генеральный штаб. 5 (18) марта 1917 г. приказом А. И. Гучкова на должность помощника министра — начальника генмора был назначен контр-адмирал М. А. Кедров [293], бывший начальник минной дивизии Балтийского моря. В своей автобиографии Михаил Александрович именует свою должность «технический помощник» министра по морской части с «правами управляющего Морским министерством» и указывает, что он был избран на этот пост А. И. Гучковым по рекомендации И. К. Григоровича. В качестве кандидатов рассматривались также начальник 1-й бригады линейных кораблей Балтийского моря контр-адмирал М. К. Бахирев и начальник дивизии подводных лодок Балтийского моря контр-адмирал Д. Н. Вердеревский, однако новый министр предпочел вверить Морской генеральный штаб и, по существу, руководство флотом и морским ведомством сравнительно молодому (39 лет) М. А. Кедрову. Очевидно, принятию этого кадрового решения немало поспособствовало то, что последний не только обладал солидным боевым опытом и навыками самостоятельного командования, но, в отличие от других претендентов на высокий пост, был знаком с жизнью политического бомонда — при «старом режиме» Михаил Александрович состоял в царской свите, был знаком с членами императорской семьи и вращался в высших государственных сферах. « Веемое время уходило на бесконечные ходатайства за арестованных и обиженных повсюду », — писал впоследствии М. А. Кедров, вспоминая свою службу под адмиралтейским шпицем весной 1917 г. [294].