Александр Бендин - Михаил Муравьев-Виленский. Усмиритель и реформатор Северо-Западного края Российской империи

На этом основании А. Ф. Риттих мог с полной уверенностью утверждать, что: «Атлас по вероисповеданиям служит лучшим опровержением лживых понятий, распространяемых недоброжелателями России о народном составе нашего Западного края, который, несмотря на отпечаток, оставленный на нем иноверным и иноплеменным владычеством, составляет в религиозном, племенном и историческом отношениях неотъемлемую, органическую часть Русского государства» [141].

В том же 1863 г. российский этнограф Р. Ф. Эркерт издал на французском языке «Этнографический атлас областей, населенных сплошь или отчасти поляками». М. О. Коялович, выступая на общем собрании Российского географического общества, отметил научную и политическую значимость этого этнографического труда. «Я представляю себе при этом, отмечал историк, ту заграничную литературу и ту недавно тоже изданную там карту бывшего польского государства, по которой все пространство Западной России — все Польша и Польша… и думаю, что атлас г. Эркерта составляет самую жестокую и неотразимую критику всего этого.

Теперь оказывается, и оказывается наглядно и популярно, что польская провинция от Немана и Буга до Двины и Днепра, даже за Двину и за Днепр — есть русская область, что целые миллионы поляков этой провинции сводятся на деле к миллиону с небольшим, что составляет десятую долю всего населения Западной России» [142].

Политические выводы, которые можно было сделать на основании изучения представленных публике научных трудов, разрушали сложившие общественные и бюрократические стереотипы о том, что край этот является польским а, следовательно, и должен принадлежать Польше.

Процесс осмысления статистических данных, позволивших правительству и обществу впервые определить этнический и конфессиональный состав населения Западного края, отнюдь не исчерпывается несложной «арифметикой русификации», как это утверждает А. А. Комзолова. Обширные сведения, характеризующие сложную этноконфессиональную ситуацию в регионе, не могут быть сведены к такому упрощающему суть проблемы определению, как «арифметика». И уж тем более количественные показатели обеих Атласов не имеют прямого отношения к содержательно невнятному, научно необоснованному термину «русификация» [143].

С точки зрения А. А. Комзоловой, собранные учеными сведения об этноконфессиональном составе населения Северо-Западного края были использованы правительством «прежде всего, в качестве орудия пропаганды, как одно из доказательств „исконно русской“ принадлежности этого края» [144]. С этим утверждением нельзя согласиться. На наш взгляд, статистические данные о населении этого проблемного региона империи, не исключая их пропагандистской составляющей, являлись, прежде всего, инструментом политики, как внутренней, так и внешней, направленной на обеспечение безопасности империи.

Например, если знать историю составления Атласа А. Ф. Риттихом, становится ясно, что дело заключалось не только в «пропаганде». Сбор данных о конфессиональной принадлежности населения Западного края, предпринятый в конце 50-х гг. XIX в., преследовал цель определения точного числа православных прихожан и состояния церковных строений. Из собранных сведений следовало, что за исключением Ковенской губернии и некоторых местностей Виленской и Гродненской, господствующая в населении вера — православие [145]. Выходит, что эти данные были необходимы для принятия ответственных решений в области храмового строительства.

Издание Атласов способствовало появлению «Памятной книжки Виленского генерал-губернаторства», в которой содержались сведения о количестве жителей в губерниях Северо-Западного края «по вероисповеданиям». В ней также содержались данные о числе и состоянии церквей, монастырей и молитвенных зданий всех конфессий, существовавших в регионе [146]. В результате, правительство и администрация Северо-Западного края получили всю необходимую информацию для проведения конфессиональной политики в отношении и Православной, и Римско-католической церквей после подавления польского восстания.

Имеющееся объективное доказательство в пользу исторической правомерности существующего суверенитета России над этой территорией позволяло М. Н. Муравьеву выстраивать последовательную стратегию действий по усмирению восстания и реформированию края с позиций защиты интересов «православия и русской народности». Патриотически настроенное русское общество теперь уже с полным основанием могло поддерживать действия М. Н. Муравьева и политику правительства как патриотическую, направленную на защиту целостности государства, интересов русского народа и Православной церкви на западе империи.

Михаил Николаевич Муравьев. Виленский военный, ковенский, гродненский и минский генерал-губернатор и главный начальник Витебской и Могилевской губерний (1863–1865)

Кроме того, события 1863 года позволили использовать информацию этнографического характера для осуществления важных внешнеполитических акций. Министром внутренних дел П. А. Валуевым Атлас, составленный А. Ф. Риттихом, был представлен на «высочайшее воззрение Государя-императора». Затем, по словам П. Н. Батюшкова, он был передан государственному канцлеру, князю А. М. Горчакову, «до опубликования еще им знаменитых нот по польскому вопросу» [147]. Таким образом, была создана фактическая основа для переосмысления сложившихся стереотипов о польской идентичности края, характерных, прежде всего, для самой политической элиты России. Наличие точных сведений об этническом, конфессиональном и сословном составе населения Северо-Западного края явилось объективным основанием для того, чтобы положить конец затянувшейся бюрократической шизофрении относительно представлений об идентичности этого региона.

Нельзя не отметить то влияние, которое оказали данные Атласов на формирование русского национального самосознания как в центре России, так и в самом Западном крае. Можно утверждать, что работы русских этнографов положили начало системному изучению истории края, его культур, религий, народных традиций и обычаев. Это касалось, прежде всего, русско-православной части населения, составлявшей подавляющее большинство жителей региона. Следовательно, мы являемся свидетелями того, как сугубо количественные показатели вероисповедного и этнического состава Западного края оказали влияние не только на качественные перемены в области правительственной политики, но и на развитие научных знаний о процессах формирования этничности и культуры местного населения.