Борис Флоря - Польско-литовская интервенция в России и русское общество

И современники, и исследователи были согласны между собой в том, что казацкие поселения появились как результат массового бегства (прежде всего на юг) за пределы русской государственной территории крестьян и холопов, стремившихся таким путем избавиться от тяжести государева тягла и пут феодальной зависимости. Представление о таком происхождении казачества в яркой и образной форме отразилось на страницах так называемой поэтической повести об Азовском сидении, написанной есаулом Федором Порошиным, бывшим холопом кн. Н. И. Одоевского: «Отбегохом мы ис того государства Московского из работы вечныя, от холопства полного, от бояр и дворян государевых» [136] Памятники литературы Древней Руси. XVII век. М., 1988. Кн. 1. С. 145. . Такое представление о собственном происхождении, как представляется, поддерживалось в казацкой среде не только благодаря постоянному новому притоку беглых, но и потому, что социальные верхи русского общества также смотрели на казаков как на своих беглых подданных или спасшихся от наказания преступников [137] См. заявление русского посла в Турции В. Благово (1585 г.) о том, что на Дону и на Тереке живут «воры, беглые люди, не по государя нашего велению» (цит. по: Смирнов Н. А . Россия и Турция в ХVІ–ХVІІ вв. М., 1946. Т. 1. С. 133). . В казачьей среде прекрасно отдавали себе в этом отчет. Автор уже упоминавшейся выше казачьей повести с горечью писал: «Ведаем, какие мы в государстве Московском люди дорогие и к чему мы там надобны… не почитают нас там на Руси и за пса смердящаго» [138] Памятники… С. 145. . Эти горькие слова были написаны, когда Войско Донское официально находилось на царской службе и ему присылали из Москвы знамена и жалованье.

Тем сильнее должно было проявляться в сознании казаков такое представление об отношении к ним русской правящей элиты в начале XVII в., когда отношения между русской государственной властью и казачеством были достаточно далеки от порядков, установившихся к концу правления Михаила Федоровича. Хотя время от времени казакам у южных границ России выдавалось «денежное и хлебное жалованье», им разрешалось торговать в пограничных городах, а во время больших военных кампаний отряды казаков включались в состав русской армии [139] Станиславский А. Л. Гражданская война… С. 11–12. , государственная власть одновременно пыталась говорить с казачеством на языке силы, требуя подчинения своим указаниям и угрожая суровыми репрессиями в случае неповиновения. Так, в 1593 г. в посланной на Дон царской грамоте говорилось, что если казаки станут виновниками конфликта между царем и султаном, то «вам от нас быти в опале и к Москве вам к нам никому не бывать. И пошлем на них Доном к Раздором большую рать и поставить велим город на Раздоре и вас згоним з Дону» [140] Цит. по: Смирнов Н. А . Россия и Турция… С. 143. . Тогда все ограничилось лишь угрозами, но в начале XVII в. дело дошло до карательных санкций, когда вольным казакам было запрещено появляться на русской территории, а населению южных уездов возить на Дон «заповедные» товары, в том числе необходимое для казаков военное снаряжение. Одновременно с резким продвижением (благодаря благоприятной международной ситуации) русских оборонительных линий далеко на юг появилась возможность попытаться подчинить казацкие поселения контролю властей. Воеводы Царева Борисова — крепости, поставленной в 1600 г. на Северском Донце, должны были собрать и доставить в Москву сведения, «в которых местех на Донце и на Осколе юрты и кто в котором юрте атаман, и сколько с которым атаманом казаков и которыми месты и которого юрту атамани и казаки какими угодьи владеют» [141] Багалей Д. И. Материалы для истории колонизации и быта степной окраины Московского государства (Харьковской и отчасти Курской и Воронежской губерний) в ХVІ–ХVІІІ столетиях. Харьков, 1881. С. 10–11. . За составлением такой переписи должно было последовать установление порядков, существовавших на государственной территории, порядков, от которых жители казацких поселений уходили [142] См. об этом подробнее: Станиславский А. Л. Гражданская война… С. 17–20. . Отсюда — острый антагонизм в отношениях казачества и власти, готовность казачества активно участвовать в выступлениях против этой власти. Отрицательное отношение казаков к существовавшим на территории России несправедливым (с их точки зрения) общественным порядкам, враждебность по отношению к представителям русской политической элиты, которые не скрывали презрительного отношения к казакам и хотели бы вернуть их в зависимость от прежних господ, — все это при определенных условиях могло сделать казачество организующей силой массового народного движения, направленного против крепостнических порядков, как это имело место на Украине во время казацких восстаний 20–40-х гг. XVII в.

Вместе с тем сохранявшаяся в казацкой среде память о своем социальном происхождении вовсе не означала, что казаки отождествляли свои интересы с интересами социальных низов русского общества.

Сами казаки считали себя сообществом воинов. Автор неоднократно цитировавшейся выше повести писал о своих соратниках — «молодцах», которые, как птицы небесные, не сеют, не жнут, а добывают себе мечом «сребро и золото за морем» [143] Памятники… С. 145. . Но в собственном сознании казаки (и донские, и запорожские) были не просто воинами, а воинами, защищавшими христианский мир от нападений «бусурман», ведущими с ними священную войну ради освобождения православных христиан от иноверной власти. Автор повести даже писал о желании казаков перейти море, пролить кровь «бусурман» и освободить Царьград [144] Там же. С. 146. .

Эти представления о своем положении и роли служили основанием для притязаний казаков на важное, почетное место в обществе.

Сохранился ряд ценных свидетельств источников конца XVI — начала XVII в. о том, как представляли себе желательный социальный статус запорожские казаки. Думается, эти свидетельства заслуживают серьезного внимания не только потому, что социальное положение запорожских и донских казаков, их круг интересов были сходными, но также и потому, что между донским и запорожским казачеством уже в то время существовали тесные контакты.

В средневековом обществе именно военная служба, «налог кровью» для защиты своей страны была основанием для тех особых привилегий и прав, которые выделяли дворянство из среды остального населения и ставили его на верхнюю ступень социальной пирамиды. Так как казаки были постоянно заняты военной службой — защитой страны от «бусурман», то в их представлении им также должен был быть предоставлен целый ряд особых прав и привилегий. Имелись в виду при этом не только исключительная подсудность казаков своим выборным властям и свобода от налогов. Казаки настаивали на своем праве получать за свою службу Речи Посполитой «казацкий хлеб». Принимая за образец действия регулярного войска Речи Посполитой, в промежутках между военными походами казаки брали в «приставства» отдельные территории — не только королевские имения, но и частновладельческие земли, облагая их поборами в свою пользу [145] Грушевський М. С . Історія України-Руси. Київ; Львів, 1909. Т. 7. С. 273–274. .