Борис Флоря - Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Хотя в состав посольства входили землевладельцы целого ряда уездов северо-запада России, из дальнейшего мы увидим, что оно представляло прежде всего интересы дворянства Ржевского и Зубцовского уездов. Выше уже отмечалось, что кн. Леонтий Шаховской и Гаврила Хрипунов были членами официального посольства из Тушина к Сигизмунду III. Это, однако, не помешало им уже после официального отпуска «московских послов» возглавить приехавших дворян при их встрече с Сигизмундом III. На этой встрече состоялось принятие Ржевы и Зубцова под защиту и опеку короля, и дворяне принесли ему присягу. Кн. Леонтий просил, чтобы был положен конец нападениям запорожских казаков и чтобы воеводы Зубцова и Ржевы были оставлены на своих постах. Поскольку, судя по записи его выступления, кн. Леонтий назвал воеводу Зубцова своим «братом», не исключено, что этим воеводой был один из авторов письма А. Госевскому кн. Иван Андреевич Шаховской, которого в составе посольства представлял его сын. Отвечая от имени короля, литовский канцлер обещал исполнить эти просьбы, и на этом переговоры завершились [439] В итальянском донесении еще отмечено, что участники посольства обязались присоединиться к королевскому войску с 8 тыс. воинов (Elementa… № 352. Р. 321). .

Этот эпизод представляет интерес с разных точек зрения. Во-первых, перед нами яркий пример внутреннего распада лагеря бывших сторонников Лжедмитрия II, когда отдельные входившие в этот лагерь группировки стали самостоятельно искать выход из создавшейся ситуации. Во-вторых, перед нами пример того, как локальное объединение дворян двух уездов русского северо-запада считает возможным самостоятельно вести переговоры с отцом будущего государя и договариваться с ним об условиях, на которых оно готово подчиниться его власти — это свидетельство того, сколь высокого уровня достигла самостоятельность дворянских объединений в годы Смуты.

Но у сложившейся ситуации была и другая сторона. Само проявившееся в этих событиях отсутствие единства в русском обществе было, несомненно, для короля и его советников обнадеживающим стимулом для попыток осуществить задуманный план. Достижение цели, несомненно, должно было казаться более реальным, когда открывалась возможность использовать противоречия между различными группировками русского общества и заключать с ними сепаратные соглашения.

Особого внимания заслуживает вопрос о характере присяги, которую принесли ржевские и зубцовские дворяне на встрече с Сигизмундом III. О характере этой присяги записи о встрече ничего не сообщают. Определенный свет на эту сторону дела проливают тексты сохранившихся книг, по которым в марте 1610 г. приводили к присяге население Зубцова и Ржевы-Володимировой. Дворяне и дети боярские «целовали крест королю полскому Жикгимонту Ивановичю и ево сыну королевичю, государю, царю и великому князю Владиславу Жикгимонтовичю всеа Русии» [440] Сб. РИО. Т. 142. Стб. 77, 81. . Ясно, что, ведя переговоры отдельно от тушинского посольства, ржевские и зубцовские дворяне добивались того, чтобы Русское государство сохранилось как самостоятельное политическое целое во главе с особым государем, хотя и из польского королевского рода. Не менее очевидно также и то, что королю удалось навязать ржевским и зубцовским дворянам, как он ранее сумел навязать посольству из Тушина, признание его временным правителем Русского государства до его «успокоения». Это был еще один важный шаг на пути подчинения Русского государства власти польского короля.

Сигизмунд III и его ближайшие советники были довольны достигнутым результатом. Однако не все политики, находившиеся в королевском лагере, разделяли эти оценки. Так, С. Жолкевский, оценивая деятельность королевских послов в Тушине, писал в своих записках: «Наше посольство больше злого, чем доброго там нам наделало» [441] Żółkiewski S . Początek i progres wojny Moskiewskiej / Opr. J. Maciszewski. Warszawa, 1966. S. 121–122. . Поскольку С. Жолкевский писал свои записки, когда конечный итог событий был уже известен, можно было бы предположить, что к такому заключению он пришел позднее. Однако аналогичные, еще более резко выраженные мысли обнаруживаются в доверительном письме Л. Сапеги своей жене, которое он отправил 27 февраля (н. ст.), через неделю после «отпуска» тушинского посольства.

Оценивая достигнутые успехи, литовский канцлер писал: «Все это пустяки, пока столицы и Смоленска не имеем, а этого достать трудно с таким недостатком денег, пушек, пороха, пуль, и людей мало, войско разбежалось». Послы добились бегства Лжедмитрия II из Тушина, а к чему это привело? Теперь войско из тушинского лагеря от короля «домогается многих миллионов. А где взять? А у них справедливая причина [требовать]: вы у нас нашего государя выгнали». Кроме того, те крепости, которые поддерживали Самозванца, теперь перейдут на сторону Шуйского, а это может иметь для польской политики в России самые отрицательные последствия. «Нашим [удобным] случаем, — заключал свои размышления канцлер, — был разрыв между ними (т. е. русскими. — Б. Ф .), когда согласятся [между собой] — нам удобный случай — прочь». Сапега с удовлетворением писал жене, что «тайные советники» короля — Бобола и Крыйский, ранее так радовавшиеся известию о бегстве Лжедмитрия II, теперь вынуждены согласиться с его оценкой ситуации [442] Prochaska A. Wyprawa… S. 65. .

Если цели, которых стремился достичь король Сигизмунд, к началу 1610 г. вполне определились, то путь к их достижению сколько-нибудь определенно еще не вырисовывался.

В первой половине 1610 г. территория, подчинявшаяся власти Сигизмунда III, заметно расширилась за пределы Смоленского уезда, где стояла королевская армия. 27 февраля (н. ст.) Лев Сапега сообщал жене, что королю подчинились такие расположенные недалеко от Смоленска города, как Дорогобуж, Вязьма и Можайск [443] Prochaska А . Wyprawa na Smoleńsk (Z listów litewskiego kanclerza r. 1609–1611) // Kwartalnik litewski. 1911. S. 65. . В конце осени — начале зимы 1609 г. в этих городах стояли польские гарнизоны, подчинявшиеся Лжедмитрию II [444] Diariusz drogi króla JMci Zygmunta III od szczęśliwego wyjazdu z Wilna pod Smoleńsk w roku 1609 a die 18 Augusta, fortunnego powodzenia przez lat dwie do wzięcia zamku Smoleńska w roku 1611/ Opr. J. Byliński. Wrocław, 1999. S. 93–94, 99. . Еще до бегства Самозванца в Калугу стоявший в Дорогобуже ротмистр из Тушина ушел со своим отрядом в главный лагерь, и в город был послан из-под Смоленска ротмистр Нелюбович, который и город, и окрестные волости взял «на имя Короля его милости» [445] Ibid. S. 105. . В начале января ушел в Тушино и польский гарнизон из Вязьмы [446] Ibid. S. 106. . Известно также, что, возвращаясь под Смоленск, королевские послы к польско-литовскому войску под Москвой оставили в Вязьме часть своего вооруженного конвоя [447] Ibid. S. 117. . О переходе под власть Сигизмунда III Можайска никаких сведений в дневнике похода не содержится, однако точность сообщения Л. Сапеги подтверждается записью в дневнике от 8 марта, в которой говорится о защите ротмистром Вильчеком Можайска от войск сохранявшего верность Лжедмитрию II воеводы Великих Лук Ф. М. Плещеева [448] Ibid. S. 126. .