Борис Флоря - Польско-литовская интервенция в России и русское общество

Что такие высказывания в устах сенаторов не были чем-то случайным, показывает их сопоставление с речью одного их главных участников переговоров — подканцлера коронного Ф. Крыйского на сейме 1611 г. [1068] Соответствующий раздел выступления опубликован: Цветаев Д. В. Царь Василий Шуйский и места погребения его в Польше. Варшава. 1910. Т. 1. С. 69. . Как бы возражая возможным оппонентам, предлагавшим вести переговоры с русскими людьми, Крыйский обращался к ним с целым рядом риторических вопросов. С кем вести переговоры? «Государя у этого народа нет, он не является свободным, воспитан под властью тиранов». О чем вести переговоры? «Если о Московском государстве и столице, то они уже у нас в руках, если о государе, то должны того принять, кого им дадут, и терпеть то, что прикажет победитель».

В отношении Речи Посполитой к ее восточному соседу, в представлениях польско-литовских политиков о возможных целях восточной политики этого государства к концу XVI в. можно отметить проявление двух тенденций. Одна из них была связана с представлениями о расширении границ Речи Посполитой благодаря вовлечению России в орбиту польского культурного влияния и предоставлению дворянству соседнего народа прав и привилегий польской шляхты. Сторонником таких взглядов есть основание считать гетмана С. Жолкевского. Другая была связана с представлениями о заключении «неравноправной унии», когда Русское государство превратилось бы в неравноправный придаток Речи Посполитой. Общий правитель обоих государств избирался бы на трон польско-литовскими магнатами и шляхтой без какого-либо участия русских людей. В России он оставался бы самодержавным государем, использовавшим ее силы и средства в интересах Речи Посполитой. Приведенные выше высказывания позволяют говорить о короле и его советниках как приверженцах именно такого решения.

В записках офицера московского гарнизона С. Маскевича сохранилось интересное сообщение о беседах, которые он и его товарищи вели в Москве с русскими детьми боярскими. «В разговорах, — писал С. Маскевич, — наши хвалили им вольности, чтобы, с нами соединившись, ее добыли». Но, по словам Маскевича, реакция русских современников была сдержанной: «Ваша вольность для вас хороша, а наша неволя для нас». «У вас, — говорили они, — более могущественный угнетает более худого; вольно ему взять у более худого имение и его самого убить». В польско-литовском обществе никто не. может гарантировать более бедному сохранение его «вольности», а в русском царь может защитить самого бедного сына боярского от самого богатого боярина [1069] Moskwa w rękach polaków. Pamiętniki dowódców i oficerów garnizonu polskiego w Moskwie w latach 1610–1612. Kraków, 1995. S. 182. . Очевидны различия между позицией сенаторов под Смоленском и королевских офицеров — простых шляхтичей, которые совсем не были против того, чтобы русские дети боярские приобрели те же «вольности», которыми обладала польская шляхта. Очевидно также, что дети боярские не хотели этих «вольностей» не от темноты и невежества, а поскольку обладали знанием о том, сколь несовершенным оказывалось практическое осуществление этих «вольностей» в особенности в восточных, граничащих с Россией областях Речи Посполитой [1070] Ряд ярких примеров бесправия шляхты в ее спорах с магнатами-князьями на территории украинских воеводств Речи Посполитой см.: Яковенко Н. М. Українська шляхта з кінця XIV до середины XVII ст. (Волинь і Центральна Україна). Київ, 1993. С. 110–112. .

Возможно, в ходе дальнейших дискуссий отношение русского дворянства к шляхетским «вольностям» могло бы и измениться, но начавшийся диалог не получил продолжения на более высоком уровне. На переговорах сенаторы не предлагали представителям русского общества каких-либо «прав» и «вольностей», они, напротив, требовали подчиняться распоряжениям их государя, в частности относительно Смоленска.

Еще до приезда гетмана С. Жолкевского в королевский лагерь «великие послы» выразили желание связаться с Москвой, чтобы получить указания, как отвечать на предложения сенаторов [1071] Голиков И. И . Дополнения к деяниям Петра Великого. С. 90. . Но в течение достаточно долгого времени сенаторы не давали на это разрешения: как писали послы в своей отписке в Москву, они с такой просьбой обращались к сенаторам «многижда, и они нам не отказали, а послать не поволили» [1072] Сб. РИО. Т. 142. С. 208. . Очевидно, Сигизмунд имел основания опасаться, что из Москвы послы не получат благоприятных для него указаний. Со временем, однако, позиция короля и сенаторов в этом вопросе изменилась. Добиться от послов уступок не удавалось, а предпринятый было новый штурм Смоленска закончился так же неудачно, как и предшествующие [1073] Diariusz drogi króla JMci Zygmunta III od szczęśliwego wyjazdu z Wilna pod Smoleńsk w roku 1609 a die 18 Augusta, fortunnego powodzenia przez lat dwie do wzięcia zamku Smoleńska w roku 1611 / Opr. J. Byliński. Wroclaw, 1999. S. 198–199. . Вместе с тем успехи, достигнутые в Москве, обнаружившаяся далеко заходящая уступчивость Боярской думы, готовой выполнять распоряжения Сигизмунда III, давали основание надеяться, что с помощью Думы удастся сломить сопротивление послов и жителей Смоленска и добиться заключения соглашения, отвечающего интересам короля и Речи Посполитой.

21 ноября 1610 г. Сигизмунд III обратился со специальным посланием к Боярской думе [1074] Текст послания (без начала): Сб. РИО. Т. 142. С. 186–197. См. также: Racz. Rkp. 33. К. 229 v –232. . В основном ее содержание воспроизводило то, что уже ранее на переговорах излагали послам сенаторы. Отвечая согласием на просьбу «дать королевича», король одновременно объяснял, что все вопросы, касающиеся условий, на которых Владислав будет править Россией и Речью Посполитой в будущем, будут решены на сейме, но в настоящее время король не может направиться на сейм, так как в его отсутствие не удастся добиться «успокоения» Московского государства: Лжедмитрий II еще силен, ему на помощь идут отряды татар. «А нам видит се спотреба, — писал король, — первей вора калужского знесть и згладить и людей его… развести, покарать и выгнать». Но король не может идти против «вора» и оставить Смоленск, так как, по имеющимся у него сведениям, в Смоленской крепости много сторонников «вора», которые «за него сидеть и умирать хотят», и сам смоленский воевода М. Б. Шеин послал к нему своего гонца.

Но грамота была написана не только для того, чтобы еще раз сформулировать позицию польско-литовской стороны на переговорах. Откладывая решение всех важнейших вопросов до созыва сейма, он одновременно настоятельно советовал дать послам указания для немедленного решения некоторых вопросов: «о знесений вора», о «воровстве смоленских сидельцев», которые поддерживают этого «вора», а также о возмещении расходов, понесенных королем во время похода, и выплате жалованья польско-литовскому войску.