Татьяна Лабутина - Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Мы уже упоминали о том, что именно Алексей Орлов был послан в Вену с инструкциями о заключении мира с Турцией, что свидетельствовало об особом расположении и доверии к нему императрицы. Неудивительно, что Джеймс Гаррис также попытался сблизиться с Алексеем Орловым. В депеше от 2 февраля 1781 г. посол не только дал характеристику Алексею Орлову, но и пересказал его разговор с императрицей, который позволял составить представление об этом человеке. «Граф Алексей, самый просвещенный и самый деятельный из всего семейства, хотя и не в милости, однако имеет большое влияние всякий раз, как говорит с императрицей, – утверждал Гаррис, – он особенно ясен в своих речах … и говорит императрице с такой свободой, которую бы никто другой не смел употребить» 992 992 Русский архив. № 11. С. 747. .

О самом младшем из братьев Орловых – Федоре, оставил записи в своих мемуарах лишь один Бэкингэмшир. Он назвал Федора Орлова «гордостью и украшением семьи». Дипломат обратил внимание на его внешность, отметив прекрасные черты лица Федора, напоминавшие черты Аполлона Бельведерского, «искусное и роскошное платье в сочетании с необузданностью манер, создающих атмосферу охотничьего азарта», его свободную речь, приятные манеры. Он прилежный и способный молодой человек, но мало общается с иностранцами, поскольку изъясняется по-французски с трудом. На взгляд посла, Федор Орлов со временем сможет стать пригодным для самых высоких должностей, и «будет поддерживать при падении тех, чье счастливое начало возвысило его» 993 993 Дипломатическая переписка. С. 120. .

Среди приближенных к императрице лиц дипломаты упоминали также братьев Чернышевых, графа И.И. Шувалова, И.И. Бецкого, княгиню Е.Р. Дашкову. На взгляд Ширли, графы Захар и Иван Чернышевы «делают все, что только от них зависит, с целью убедить императрицу в своей личной привязанности к ней». Иван Чернышев отличается большим тщеславием и способен «навредить» Панину в его переговорах с англичанами 994 994 Там же. С. 321, 337. . По мнению Кэткарта, братья Чернышевы «деятельны, тонки и хитры; способны запутать дело, но не руководить им», намерены укрепить свои позиции через падение Панина.

В одном из донесений в Лондон. Кэткарт давал исчерпывающую характеристику Чернышевым. «Люди, считающие себя наиболее способными для ведения интриг и вследствие занимаемых ими должностей и влияния над … знатными фамилиями … привлекают внимание и зависть русского общества, это – графы Захар и Иван Чернышевы … Братья эти связаны между собой тесной дружбой, они известны по своему безграничному честолюбию, по характеру они вспыльчивы, а по образу жизни расточительны, состояние их разорено, их подозревают в тесных иностранных сношениях, и полагают, что они находятся в необходимости взбаламутить тихую поверхность вод … в видах улучшения своего положения. План их подвергся некоторому расстройству через высланное графу Ивану предписание отправиться в Голландию и Данию в видах усовершенствования своих познаний в морском деле». Граф Захар, стоявший во главе военного управления, «нашел минуту объявления войны с Турцией весьма счастливой для себя, так как приготовления по его ведомству составляли главнейшую часть дела, занимавшего императрицу … и в этой отрасли он очень деятелен и способен». Его честолюбие и мнение о себе велико, заключал Кэткарт 995 995 СИРИО. Т. XIX С. 18–19, 164. .

Благоприятное впечатление на Кэткарта произвел также видный сановник граф Иван Иванович Шувалов. Граф Шувалов, отмечал посол, «всегда занят, важен и честолюбив, прекрасно говорит и пишет по-французски, как ученик Вольтера, и весьма усерден к занятиям, но сведения его относятся к тому поверхностному роду занятий, почерпнутому из лексиконов, который может только удивлять здесь, где большинство общества невежественно и рассеянно, но недостаточно для того, чтобы принести истинную пользу … Он живет очень согласно с женой, весьма умной, скромной и приятной женщиной, которая, как полагают, подает ему при всяком случае хорошие советы». Посол обращал внимание на тот факт, что Шувалов «ухаживает» за Григорием Орловым, который был когда-то его адъютантом, надеясь при его посредничестве «подняться до занятия высшей должности» и противодействовать графу Панину 996 996 Там же. С. 16–17. .

По мнению Ширли, российский двор состоял из двух категорий людей: тех, кто возвысился «в предыдущие царствования» и лиц, обязанных своим возвышением Екатерине II. «Между первыми нет почти ни одного знатного лица, которое не участвовало бы в последней революции, – рассуждал дипломат, – те же, кто не принимал в ней участия, имеют тем большее основание тщательно наблюдать за своими поступками, чтобы не подать ни малейшего повода к подозрению». На его взгляд, Панин «не способен ни на какой смелый поступок. Он слишком нерешителен и не … деятелен». «Одни только графы Захар и Иван Чернышевы способны на попытку подобного рода в случае, если бы они имели на то возможность», полагал Ширли. Однако у Орловых и у императрицы «столько шпионов, что он (генерал Чернышев) не мог бы двинуть ни одного полка, без того чтобы это немедленно не было им известно. Что же касается до полевых полков, стоящих здесь гарнизоном, они не в силах были бы сразиться с гвардией, которая теперь совсем не та, что была несколько лет тому назад. Орловы успели поместить туда всех своих друзей, и будучи уверены в офицерах, теперь делают все что могут, для того чтобы приучить к дисциплине солдат» 997 997 Дипломатическая переписка. С. 336–338. .

Среди приближенных к императрице Кэткарт выделил голштинца, занимавшего пост посла в Голландии, Сальдерна. На взгляд дипломата, он обладал «огромным знанием дела, большой проницательностью, красноречием». Кэткарт не сомневался в том, что Сальдерн являлся твердым сторонником Северной системы и союза с Англией и питал недоверие к прусскому королю, а также испытывал «неприязнь к политическому характеру и правилам» этого монарха. Кэткарт заверял своего шефа: «Я с самого начала нашел в нем весьма полезного и полного доброй воли помощника, честного человека, личного друга и доброжелателя всякой меры, способной привести к согласию и прочности в Совете Ее Императорского Величества. Он, как лицо нейтральное и общий друг графа Панина и мой, во многих случаях был весьма полезен для обоих дворов … Иногда помощь его оказывалась необходимой, а недоброжелательство его могло бы быть пагубным … Бесспорно, что это человек, на честность, способности и преданность которого граф Панин вполне полагается» 998 998 СИРИО. Т.XIX. С. 13–15. .

Примечательно, что представленная дипломатом характеристика Сальдерна во многом перекликалась с описанием сановника С.М. Соловьевым. «Сальдерн умел подделываться к сильным людям, принимая горячо к сердцу их интересы, усваивая и развивая их любимые мысли, – писал историк. – Так, он заявил себя пред Паниным горячим поклонником любимых мыслей его о Северном аккорде и об уступке Голштинии в пользу короля датского. Но Сальдерн не пренебрегал и другими средствами для приобретения благосклонности сильных людей: так, в письмах к Панину он называл его своим отцом и покровителем, говорил о своей невыразимой радости при виде подписи Панина, о небесном чувстве, какое он испытывал, находясь в присутствии Панина. Но этот человек, – продолжал Соловьев, – спешил вознаградить себя, когда был не в присутствии сильного, а сам был сильным; тут он давал всю волю своей раздражительной природе; и люди, обязанные иметь с ним дело, не испытывали в его присутствии небесного чувства» 999 999 Соловьев С.М . Сочинения. Кн. XIV. Т. 27. С. 131. .