Татьяна Лабутина - Британские дипломаты и Екатерина II. Диалог и противостояние

Макартни обращался к характеристике дворянства, «получившего свои права по рождению или приобретенные за заслуги». Он обратил внимание на то, что Петр I, «следуя влиянию иностранных обычаев», ввел новые титулы «граф» и «барон», хотя и не наградил их носителей особыми привилегиями. Макартни сумел подметить новые привилегии дворян, полученные ими в постпетровскую эпоху. Теперь дворяне освобождаются от уплаты налогов, обладают правом приобретения земель и крепостных крестьян. Дворяне и их дети более не связаны указом Петра о необходимости нести военную службу и вольны поступать на нее или отказываться, выбирая иной путь. «Они теперь свободны путешествовать в зарубежные страны, имея обычный паспорт». Макартни добавлял, что право выезжать за границу по указу Петра III от 1762 г. получили также купцы и горожане, которые теперь могут отправлять своих детей на обучение в зарубежные страны. В то же время дипломат подчеркивал, что без разрешения властей никто не может покинуть империю 734 734 Ibid. P. 11–12, 17–18. , хотя бывают и исключения. Так, монарх может отказать в таком разрешении, но для этого отказа должны быть веские причины. Макартни добавлял, что за время его пребывания в России подобный случай произошел с княгиней Дашковой в марте 1765 г.

В одной из глав Макартни подробно характеризовал русское дворянство. Он полагал, что русские дворяне, хотя и сознают превосходство цивилизации чужих наций и завидуют им, но «не стремятся к усовершенствованию и скрывают свои слабые стороны под видом пренебрежения к иностранцам». Британец обращал внимание на то, что те иностранцы, «которые из податливости и низкопоклонства выносят чванство русских дворян, льстят их тщеславию или доставляют им удовольствие», могут рассчитывать на милость высокопоставленных особ. И это хорошо видно на многочисленных примерах, когда «толпы французских авантюристов, которые обосновались в России, проникали в русские семейства в качестве секретарей, чтецов, учителей и паразитов, хотя большинство этих господ безграмотны, являются беглыми преступниками и бродягами».

По мнению Макартни, русские дворяне менее образованы в сравнении с дворянством европейских стран; главным для них является знание современных языков, особенно французского и немецкого; «на обоих они говорят свободно, хотя неспособны писать правильно ни на одном из них». Наиболее состоятельные завершают свое образование посредствам тура во Францию, где обращают внимание только на то, что действует на их воображение и «воспламеняет их страсти». Здесь они находят благодатную почву и для того, и для другого; они « превозносят все, что видят, без разбора и теряют чувство меры. В результате для французов они становятся презираемыми русскими, для русских презираемыми французами, для других «объектом жалости и презрения». Таким образом, заключал автор, редко кто из молодых дворян получает преимущества от обстоятельств, при которых формируется джентльмен в других странах. В результате вместо улучшения своего нрава после путешествия они возвращаются домой с меньшим моральным багажом по сравнению с теми, кто вовсе никогда не путешествовал.

Макартни сумел верно подметить еще одну характерную черту, присущую русскому дворянству: подражание чужой жизни и нравам при игнорировании своего национального, когда вопреки здравому смыслу перенимается несоответствующие местному климату мода и чужие обычаи. В подтверждение своих слов автор приводил ряд примеров. На севере дворяне строят подобие воздушных итальянских замков, как во Флоренции и Сиене. Русские дамы, подражая француженкам, на Пасху надевают весенние наряды, хотя на дворе в эту пору в России снег и холод. В Петербурге дворяне завели французскую моду держать швейцара или «какого-нибудь мужчину высокого роста (в костюме) со шнуровкой, лишь отдаленно напоминающего собой парижского лакея». «Можно было бы бесконечно приводить примеры подобных абсурдностей, с которыми приходится сталкиваться каждый день, – признавал автор» 735 735 Ibid. P. 49–51. .

Макартни справедливо заключал, что подобное «смехотворное подражание» иностранной моде приводит к серьезным последствиям, и «не только лишает их всего национального, но и нравственных национальных качеств, что вредит русскому характеру». Автор соглашался с высказыванием Руссо, порицавшим реформы Петра I, который вместо того, чтобы улучшать своих подданных как русских, пытался обратить их в немцев и французов; однако эти попытки оказались безуспешными. Петр «обрек их на эксперимент и приобрел их в еще худшем виде, чем они были прежде. Его последователи продолжили тот же процесс, но их проекты оказались неэффективными не только для народа, но непригодными для государства» 736 736 Ibid. P. 51–52. . Русские дворяне, продолжал свою мысль Макартни, в силу заблуждений последних правителей убедилось в том, что все несчастья, с которыми они сталкиваются, происходят из-за их национального характера. «Бездумно подражая чужой моде, они часто становятся хвастливыми, раздражительными, легкомысленными, непоследовательными, нескромными, завистливыми и подозрительными … неспособными на настоящую дружбу и безразличными ко всем движениям души: роскошь и изнеженность, вялость и нездоровье приобретаются ими» 737 737 Ibid. P. 52–53. .

Англичанин обратил внимание на то, что русские дворяне, хотя и проживают в северном климате, но имеют «азиатское отвращение ко всякой общественной деятельности и мужественным поступкам», а также не способны сформулировать какую-либо идею. Они не интересуются спортом; охота, стрельба и рыбная ловля, которые популярны в Англии, как правило, им неизвестны. Они предпочитают игру в шахматы, карты или бильярд: «во всем этом они чрезвычайные умельцы». «Многие из них используют свой досуг в оттачивании своего ума, – продолжал Макартни, – неподражаемый шарм изысканной беседы и чтение утонченной литературы позволяет им уйти от действительности и вернуться только к призывам чувственности и удовольствий».

Автор отмечал, что дворяне, как и «нижестоящие классы», отличаются «особой набожностью», но это скорее напоминает родительский долг, исходящий из зависимости и рабства, чем из глубокой благодарности, поскольку каждый отец в своей маленькой семье является таким же деспотом. Тем не менее, «эта добродетель, реальная или надуманная, является главной их ценностью». Они не умеют и не считают нужным выказывать того отвращения к пороку, какое существует в других нациях, и в результате многие лица, «опозорившие себя явным мошенничеством и взятками», продолжают занимать различные должности, в том числе судейские.