Игорь Сенченко - Йемен. Земля ушедших в легенды именитых царств и народов Древнего мира

Вся власть в стране концентрировалась в руках имама Йахйи. Он считал, что лично отвечает за каждого подданного в королевстве. Два часа в день проводил, сидя под зонтом у входных ворот своего дворца или на рыночной площади в Старом городе, разговаривая с каждым, кто к нему обращался. И здесь же, на месте, решал, как правило, дела «просителей». На все письменные обращения, которые принимал во время прогулок по городу, непременно давал ответ, письменный. Более того, – «подписанный» им лично, притом в стиле предков-химйаритов, то есть путем опускания указательного пальца в чашу с красной охрой и проведением линии вдоль текста.

Воровство в королевстве каралось отсечением руки, адюльтер – забиванием камнями. За малые провинности штрафовали, а за употребление хмельных напитков «предавали позору». Йеменца, уличенного в питии вина, проводили «с позором» по всем рынкам города – с привязанным к его спине барабаном. При этом глашатай, или «крикун» в речи йеменцев, шедший позади провинившегося, бил время от времени в этот барабан, оповещая горожан о провинности человека, которого он сопровождал, и, призывая их, бранить нарушителя норм достойного поведения мусульманина, сформулированных самим Пророком Мухаммадом. Поблажек не делали никому. По воспоминаниям дипломатов, имам посадил даже в тюрьму одного из своих сыновей, нарушившего какой-то из установленных им законов. Как бы то ни было, но закон и порядок в землях Йеменского королевства люди чтили. Путешественники вспоминали, что грабежей на дорогах и воровства на рынках практически не наблюдалось.

В зоне пристального внимания имама находились места компактного проживания шафиитов , не раз выказывавших непокорность. В каждом из поселений шафиитов непременно имелась группа чиновников из числа зейдитов , следивших за порядком и взымавших налоги. Если уплата таковых задерживалась или вносилась не полностью, то незамедлительно прибывали солдаты. Их расквартировывали по домам должников. И они пребывали в них и питались за счет хозяев, не уплативших налоги, до тех пор, пока те не погашали свои задолженности. Деревни, опаздывавшие с оплатой закята ( заката , налога на имущество и доходы), отдавали солдатам на разграбление.

В целях поддержания порядка брали, как уже отмечалось, заложников из знатных и влиятельных семейно-родовых кланов, в том числе мальчиков в возрасте до 15 лет. При этом юношей хорошо кормили и обучали грамоте. Институт заложников ( рахина ) считался одним из самых эффективных инструментов по обеспечению «тишины и порядка» в королевстве.

В землях к северу и к востоку от Сана’а’, в дайрах крупных зейдитских племен, не было вообще никаких представителей центральной власти. Управляли ими шейхи – по обычаям и традициям предков. Имам не предпринимал даже попыток изменить уклад жизни, сложившийся в тамошних племенах.

Представители английской колониальной администрации в Адене отзывались о короле Йахйе как о «человеке, хотя и старомодном, но прозорливом, способном трезво оценивать ситуацию»; признавали его ум и житейскую сметку. Рассказывали, что имам и его любимая жена Ситт Фатима были преданы друг другу до самой смерти. Она являла собой образец представительницы свободного йеменского племени, женщины с честью и достоинством. Горячо любила своих детей и мужа. Ежедневно лично подготавливала для имама ванну. Родила ему трех сыновей и дочь.

Всего у имама Йахйи, как пишет в своей книге «Имамы, правители и революции» X. Инграме, было 40 детей, в том числе 14 сыновей. Характеризуя каждого из них, он отмечает, что старший сын, наследный принц Ахмад, отличался диким нравом. Второго сына, Мухаммада, называет самым любимым потомком короля в его семействе. Слыл он человеком добрым и отзывчивым. В 1933 г. чуть было не утонул, когда во время отдыха на небольшом зеленом островке Эль-Хадра близ Ходейды пытался спасти одного из своих слуг, который не умел плавать и свалился за борт парусника. Принца Мухаммада, замечает X. Инграме, любили и в племенах Йемена, и в сопредельных с ним княжествах и уделах. Третий сын имама, принц Хасан, единокровный брат принца Ахмада, занимал пост губернатора Ибба. Человек невысокого роста, негрубый и застенчивый, не очень информированный, он отличался скаредностью и скупостью. О четвертом сыне имама, принце Хусейне, министре обороны, X. Инграме отзывается как о личности горделивой, но в то же время дружелюбной, интересовавшейся историей своей земли и арабов Аравии. Пятого сына короля, принца ‘Али, министра экономики и сельского хозяйства, именует любителем хмельных напитков, а шестого, принца Касима, министра здравоохранения, – личностью простой и дружелюбной, чуждой условностей. Сообщает, что женат он был на ‘Азизе, дочери министра иностранных дел, очаровательной молодой женщине; что жили они в любви и в радости. Седьмого сына короля, его любимца, принца ‘Абдаллу (‘Абд Аллаха), губернатора Ходейды, рожденного королевой Фатимой, описывает как человека характера несильного, но трезво мыслившего, способного моментально уловить суть дела, сжато и аргументированно ответить на заданный ему вопрос. О других сыновьях имама – Мутаххаре, Ибрахиме, Исма’иле, Аббасе, Йахйе, Мухсине и ‘Абд ар-Рахмане – X. Инграме упоминает лишь вскользь.

Имам Йахйа, по воспоминаниям англичан, был религиозным и ортодоксальным человеком. Гордился знатностью своего рода, его принадлежностью к потомкам «дома Пророка» и к потомкам ушедших в легенды арабов Аравии правителей-химйаритов.

Он никогда не бывал за границей, никогда не покидал гор и даже никогда не видел омывающие Йемен моря. Выступал противником нетрадиционного религиозного зейдитского образования. С неохотой и очень редко разрешал йеменцам выезд на учебу за границу. Полагал, что высшее образование, приобретенное в «чужих землях», у тех же инглизов или франков , заронит в их головы идеи о переустройстве системы власти в Йемене, и подтолкнет их к мятежам и беспорядкам. Вместе с тем признавал «мастерство европейцев, – как говорил, – в медицине, сельском хозяйстве и ремеслах по изготовлению разного рода полезных механизмов». Понимал, что все это необходимо и его стране, но опасался, что материальные блага скажутся на вере – пошатнут ее.

В 1920-х годах, отмечали советские дипломаты-арабисты, имам Йахйа пользовался высокой репутацией княжествах Аравии и в арабских странах. Притом не только в силу своего древнего и знатного рода, но и его личного благочестия, набожности и отменного знания Корана, норм и положений ислама, а также бескомпромиссной позиции в том, что касалось освобождения страны от турецкого ига и обретения национальной независимости.